Оказывается, любовь…
А ведь могла так и прожить жизнь, не ведая ее. Не первой была бы, между прочим, и не последней… «Будь она проклята! - сказала ей тетка. - Твоя любовь… Если как у тебя, то без нее лучше… Чем тебе была не жизнь? В достатке и уважении… Прямо как в анекдоте… Дерьма захотелось?»
Бэла же копила в себе новые ощущения. Как-то подруга подкинула им с Валентином на воскресенье ключи от химчистки, где работала заведующей. Задрипанная такая химчистка в подвале нового дома. Подруга отключила и свет, и сигнализацию. Пахло ношеным, пахло бедностью. Бэла «прошлась» по вешалкам. Три-четыре хорошие вещи с хорошим запахом. Остальные - почти рвань. Сроду этого не знала, а тут накатила на нее жалость. К этим убогеньким пальтишкам, поникшим платьям, затрапезным костюмам. Неизвестно, что пошла бы делать, чтоб одеть всех, как эти «три-четыре».
Не призналась в этом Валентину. Он ведь не на такую «глаз положил». Слабая у него уже была. Она должна быть сильная.
И все-таки почему нет звонка?
Кравчуку принесли гранки… Художник приволок для первой обложки портрет одной птичницы - закачаешься, какая красотка. Вопросов нет, надо такую ставить.
– Ее бы крупняком, без птиц, - мечтательно сказал художник. - Жалко место переводить на пернатых, когда такая красотка.
– Только с птицами, - сказал Валентин. - И чем их больше, тем лучше. И назови «Последний день на ферме»…
– Чего? - не понял художник.
– Неужели ты думаешь, что она после нашей обложки останется там работать? Ее замуж возьмет какой-нибудь генерал… Во всяком случае, я бы на его месте взял…
Художник, довольный, хохотнул.
– Ты бы взял, ты бы взял… Ты бы всех взял…
– Я такой, - ответил Валентин.
Если бы только кто мог видеть, как далеко он сейчас находился от слов, им произносимых.
Он думал о Николае Зинченко.
Он хотел понять, почему тот ответил ему так, как учетчик тракторной бригады Заячьего хутора. Именно на этом хуторе был мысленно редактор журнала Валентин Кравчук, на родном, стоящем на отшибе хуторе. Там на него, мальчишку, тоже кричал когда-то лет тридцать тому назад Зинченко. Он уходил тогда от него и плакал, размазывая грязными руками слезы.
– И не подходи больше к машине, сучий потрох! Ноги пообломаю…
И еще он говорил какие-то слова, обидные, гадкие, и вокруг все смеялись, потому что смеяться в поле над учениками не считалось делом стыдным… На них оттачивалось слово…
Какое им дело было до того, что недалеко стояли девчонки, а среди них - Татьяна Горецкая, которую тогда, можно сказать, будто впервые увидел Валька Кравчук. И ради нее он взобрался на трактор и крутанул не туда и не так…
