Она прислонилась к печке, поджала руки к горлу и так смотрела. Я ничего не мог сказать: сердце мое сдавило.
– Он, Тоничка… знаете, что?… Нет, не могу выговорить… – затрясла она головой и засмеялась в руки.
– Что – он?…
– Сказал тетке… Она уж мне сказала… Ах, бесстыжий!… ах, бесстыжие его глаза!… а?!. Никак кличут?… Нет, спят, небось…
– Что же он сказал твоей тетке? – тревожно спросил я Пашу.
И она ткнулась в печку.
– А вы не глядите на меня, тогда скажу… Сказал, что… я… с вами… живем, будто… какой охаверник!… Говорит, я на это не обращаю… все равно. Баловство у них… Женются лю-ди на вдове! На этом не настаиваю, говорит… охаверник!… Ах, Тоничка, миленький вы мой… – вздохнула она тихо-грустно. – Ему это, будто, Гришка…
У меня в голове звенело. «С вами живем, будто!» – Только вы не глядите… мне вас стыдно…
– Ах, Паша… – только и сказал я, вздохнув.
– А тетка его хвалит. Нестреботельный он… обходчивый. Сама не верит! Может, ты с баринком чего имеешь! Это ей Гришка все… Не верит мне! А тебе, говорит, какая печаль… – говорит, – тебе веселей, с баринком-то, лучше! Может, лучше кого найдешь, не обсевок в поле… А что, всамделе… все говорят, что хорошенькая!…
Она повернулась ко мне лицом, веселая и смущенная, и посмотрела из-под бровей.
– Теперь… не сердитесь?…
Я… – я не знал, что делать, – быстро поднял подснежники и обцеловал их со всех сторон.
– Вот, Паша! – сказал я страстно и поставил цветы в стакан.
А она была уже около, робко заглядывала в глаза. Я взял ее за руку и прошептал чуть слышно:
– Паша…
Она не отнимала. Смотрела стыдливо, с любопытством.
– Ты… не выходишь за него… Паша? Она откачнула головой – нет.
– Тетка ему сказала… пусть еще погуляю… Ах, как хочу гулять! – сказала она восторженно.
– Паша… – прошептал я, покачивая ее руку.
– Ну… что? – шепнула она затаенно-нежно и посмотрела, как старшая.
Она была так близко, что я чувствовал ее платье и видел, как дышит на груди пуговка.
– Ах, хорошо… с тобой! – шепнула она мечтательно, и меня восхитило это вырвавшееся у ней – с тобой\
– Ты… любишь, Паша?… очень любишь?… – спрашивал я ее, не отпуская.
Она нагнулась ко мне, а я потянулся к ней. Она притянула меня к себе, и я услыхал, как пахнет ее духами, как монпансье, и встретил ее губы. Они были влажны и горячи.
– Ах, задушишь… – шептала Паша. – До чего сладко любиться с милым!… Ах, теперь я могу любиться, мне все равно… Мой хорошенький меня любит… теперь знаю!… Никого не любил еще?… правда?… А побожись…
