Под властью пугала | страница 5
Пожалуй, стоит привлечь внимание читателя еще к одной фигуре в романе – Ферид-бею Каменице. Прототипом этого героя послужил известный албанский политический и общественный деятель Фаик Коница, происходивший из богатого и влиятельного рода беев Южной Албании. Он принимал участие в албанском культурно-просветительном и национально-освободительном движении начала XX века, занимался литературой, меценатствовал. В Брюсселе, а затем в Лондоне он издавал журнал «Албания», в США субсидировал газету «Диелы» («Солнце»), первым директором которой был Фан Ноли. Судьба Фаика типична для интеллигенции реформистского крыла в национально-освободительном движении, – интеллигенции, предрасположенной к компромиссам, в том числе и к компромиссам с совестью. Человек с эластичными принципами, обеспеченный и потому равнодушный к социальным проблемам, Фанк Коница отказался от идеалов борьбы за независимость, демократию и прогресс. Он фактически предал Фана Ноли, с которым его связывало почти двадцатилетнее знакомство, когда после поражения революции 1924 года встал на сторону Зогу. М. Каламата беспощадно разоблачает цинизм Ферид-бея, понимавшего унизительность своего положения при Ахмете Зогу. Кстати, Фан Ноли в своей знаменитой, ставшей для албанцев хрестоматийной, сатирической «Песне о Салеп-султане», написанной по случаю провозглашения Ахмета Зогу королем, вылепил гротескный образ Ферида (именно он назвал так Коницу), угодливо вошедшего в лакейское окружение новоиспеченного монарха. Беседа Ферид-бея с молодым писателем в третьей части книги достаточно полно передает настроения албанской интеллигенции – здесь в словесном поединке сталкиваются конформизм и идейная непримиримость. В этой связи хотелось бы еще раз сослаться на О. Коха, который в своих донесениях умел очень точно определить албанскую действительность того времени: «Несмотря на все наши усилия, албанская молодежь растет чуждой нам. Мы воспитываем молодых людей в наших школах и колледжах. Когда же они возвращаются домой, то там вынуждены соглашаться на самые незначительные должности. Молодежь знает, что стать образованным человеком в Албании – это значит обречь себя на голодное существование, ибо ничего другого так не боится Зогу, как дыхания свободы…».[4]
Остро сатирическое описание буржуазно-феодального режима Ахмета Зогу перемежается в романе М. Каламаты реалистическими картинами народной жизни. В книге много сочных жанровых сценок и незамысловатых юмористических историй, которые в большинстве своем несут вполне определенную политическую нагрузку. Разговоры в кофейне Хаджи великолепно передают царившую в столице атмосферу насмешливого скептицизма по отношению к режиму. П. Кварони, итальянский дипломат 30 – 40-х годов, продолжительное время занимавшийся Албанией, констатировал эту характерную особенность быта Тираны. Он писал в воспоминаниях, что ни сам Зогу, ни его окружение не пользовались симпатиями в стране. Зогу часто ездил за границу, главным образом в Австрию, на лечение. Может быть, поэтому, размышлял Кварони, не предпринимались серьезные попытки свергнуть его и любимым занятием многих албанцев были «душеспасительные» беседы в кофейнях о том, что будет тогда, когда король наконец-то умрет. Но Кварони был не совсем прав в своих наблюдениях. Дело не ограничивалось беседами. В Зогу стреляли, против него устраивали заговоры, поднимали восстания, как, например, восстание 1935 года в Фиери, о котором упоминается в романе. На севере страны то и дело возникали очаги антиправительственных мятежей, ибо там, в горах, находили себе прибежище недовольные королем байрактары.