— Надо милицию вызвать, — сказал кто-то из прохожих.
— Отличная идея, — поддержал я, — только не милицию, а зондеркоманду. Для окончательного решения электорального вопроса. А знаете что? Мне пришла в голову отличная мысль. Родненькие мои! Дорогие вы мои россияне! А что, если вам всем взять и умереть сейчас? А? Ну что вам стоит? Взять и исчезнуть с лица земли, а? Вас же всё равно не существует? Вы даже «голосами» на выборах уже быть не хотите.
В этот момент из толпы вышла девушка, подняла на меня голову и тихо сказала:
— Простите, что перебиваю. А вы хотите? А что вы делаете для того, чтобы всем стало чуть лучше?
— Я? Что я делаю? Да я… да я ежедневно думаю над тем, как сделать так, чтобы вы окончательно превратились в биороботов. Я хочу научиться манипулировать вами с помощью этих дурацких ящиков, не затрачивая при этом ни одной калории. Вот чего я хочу. А ещё, ещё я очень хочу, чтобы все вы умерли…
— А вам никогда не приходила в голову идея о том, что мы тоже люди? Такие же, в общем, как вы? И ещё одно. Если все мы умрём, что станется с вами?
— Со мной? Со мной ничего не станется. Потому что я разделён с вами броней сильнее танковой. Я нахожусь по ТУ СТОРОНУ ЭКРАНА.
К памятнику подошёл тот самый усатый мужик, бросил на асфальт жестяную банку, отодвинул рукой девушку и сказал, прищурясь:
— Так ты, сука, телевизионщик, да?
— Да, и что?
— А я думаю, что ж ты, падла, всех ублюдками да скотами ругаешь. А ну слазь, поговорим вдвоём.
— В тебе, никак, гражданская позиция проснулась.
С этими словами я прыгнул на мужика, вцепился ему в одежду, и мы покатились по асфальту. Толпа стремительно расступилась. Мы наносили друг другу удары, тут же подбежали его дружки, которые принялись охаживать меня ногами, приговаривая:
— На, сука! На, козёл, блядь, вонючий. Учить нас вздумал, за кого голосовать.
В общем, это было последнее, на чём я успел сконцентрироваться.
Очнулся я уже в машине. Рядом со мной сидел Вадим:
— Ну что, очнулся? Народный трибун… Гай Тиберий Гракх… Легче тебе стало?
— Куда мы едем?
— Домой тебя везу. Ты как? Ничего не сломал?
Я принялся ощупывать себя. Все тело болело, но не сильно. Видимо, я всё ещё был пьян. В машине играла «Еnjoу тhe slienсё» «Depeshе Моdе». Точнее, её роковый ремикс. Я прислонился к боковому стеклу и тихо сказал:
— Я устал, Вадик. Мне очень тяжело и все надоело. Я хочу тишины. Просто тишины, чтобы всё это кончилось и никогда не возвращалось, понимаешь?
— Понимаю, Антон. Все когда-то устают. Это бывает. Со мной тоже. Ты это…
