Тяжелая зеленоватая пена вдруг начинает падать изо рта лучника, который стоит у кромки светящегося пепла. И также у другого стрелявшего… Странные горловые звуки издают все, лишившихся только что своих стрел.
Какое-то короткое время они еще держатся на ногах, покачиваясь, но жизни уже нет в их глазах. Стрелки, как потерявшие опору ватные куклы, падают, поднимая пыль.
И пена, исходя пузырями и распространяя зловоние, хлещет из распухающих на глазах глоток, подобно жидкости из опрокинутых бурдюков. Пятятся, наталкиваясь один на другого, воины, оставшиеся в живых. Миг – и они бегут. К морю. Топча упавших, роняя щиты и копья… Впереди всех, вздрагивая и подвывая, бежит палач.
Они стремятся на свой корабль. Темный, животный ужас пережигает последние силы каждого в огне бега.
И тем не менее движенья воинов делаются, почему-то, все более замедленными и плавными.
Враги бегут – но не мчатся. Они как будто методично и медленно выбрасывают ноги вперед, пластаются над дорогой. Как если б это было перемещение по морскому дну, преодолевающее сопротивленье водной толщи. Противодействие бегу их, оказываемое чем-то незримым, усиливается все более.
И наконец микайны останавливаются и замирают, отклонившись назад.
Движенье продолжает лишь сотник. Он поотстал несколько, пытавшись в начале паники задержать бегущих. Теперь он медленно и неуверенно проталкивается через неровные замершие ряды, как слепой. Тяжелыми шагами движется к палачу, при этом едва ли замечая около себя что-либо. Тот разворачивается к нему, покачнувшись, и у него обнаруживаются такие точно, как и у сотника, остановившиеся глаза.
Как будто бы им на плечи давит непосильная тяжесть. Они готовы оба сейчас упасть – кто произнес приговор и тот, кто его исполнил. Непроизвольно они обхватывают друг друга и только так им удается сохранить равновесие.
Железная тишина, и в ней – хриплое, все учащающееся дыхание этих двух… и неожиданно их тела начинают словно проваливаться одно в другое! Сникая, оплывая подобно воску…
Какие-то белесые острия прорываются изнутри сквозь кожу, прорезывают одежду. Шевелящиеся, влажно отблескивающие… и там, где они выходят, струями ударяет кровь.
Они не опрокидываются, эти два тела, в секунды потерявшие жесткость, а просто расплываются у ног застывших микайнов единой текучей массой, кровавым тестом.
И падает, схватившись рукой за сердце, один из воинов, который оказался к злосчастным поверженным ближе всех.
