– Агриппа Постум! – радостно прошептал Процилл и стал следить за ним жадными глазами. Пропустив его мимо себя на несколько шагов вперед, Процилл, скинув со своих ног solene, – род сандалий самой простой формы, привязывавшихся к ноге простыми ремнями, – чтобы сделать неслышными свои шаги по песчаной аллее и не теряя из вида шедшего впереди его человека, пошел следить за ним, затаив свое дыхание. Когда он заметил, что жертва его дошла до того места аллеи, у которого пересекались дороги Клавдия и Фламиния, он крикнул достаточно громким голосом:
– Habet!
Но Клемент, так как это был он, был настороже, не столько потому, что, помня предостережение Скрибонии, полагал, что за ним, и в такой поздний час, могут следить враги его господина, сколько потому, что ему было известно, что не смотря на всю строгость Августа, разбои и грабежи, как в Риме, так и в ближайших к нему городах, были обыкновенным явлением в ночное время, и что даже молодые люди хороших фамилий находили удовольствие злоупотреблять ночной темнотой, нападая на прохожих и нередко обирая их; поэтому Клемент, быть может, за несколько мгновений до того услышавший какой-то шорох позади себя или заметивший чью-то тень впереди себя, держал уже в правой руке острый кинжал, который всегда носил при себе, когда раздался крик Процилла. При этом крике он остановился; Фурий первым бросился на него, надеясь захватить его врасплох, но вместо того сам получил удар кинжалом в грудь и тотчас упал на землю, как сноп. Клемент готовился, было, нанести ему второй удар, как в то же самое мгновение заметил Глабриона, намеревавшегося схватить его за горло; с удивительной ловкостью выскользнув из рук гладиатора, Клемент ранил и его кинжалом в верхнюю часть ноги, и так сильно, что Глабрион громко вскрикнул от боли.
Подобно двум тиграм они собирались броситься друг на друга. Великан-гладиатор, рыча от злости и боли, причиняемой ему раной, из которой текла кровь, вызывал противника, потрясая своим кинжалом:
– Я, испытанный retiarius,[75] не позволю шутить с собой презренному новичку… подходи ко мне… где ты, выродок? Выступай вперед!
Но Клемент в эту минуту находился уже в мускулистых руках Амплиата. Вырываясь изо всех сил, он кричал:
– О злодеи! О подлые разбойники! Так вот какова ваша гладиаторская храбрость!
И в то же время он успел слегка кольнуть кинжалом и Амплиата.
Процилл, который если бы поспешил в эту минуту на помощь подкупленным убийцам, мог бы легко нанести удар Клементу сзади и тем окончить драку, остерегался вмешиваться в нее: это было не его делом. Процилл предпочитал другого рода битвы: гордясь своей красотой и расположением к себе императора, он позволял себе ухаживать и за дамами высшего общества. Это допускали обычаи того времени, когда жены сенаторов и прочих патрициев нередко выбирали себе любовников из самого низшего класса населения. Сделавшись необходимым человеком для Ливии, питавшей к нему большое доверие и поручавшей ему самые секретные дела, ему не трудно было приобрести еще большее значение и даже получить свободу, оставаясь, разумеется, ради своих интересов, по-прежнему слугой в императорском семействе. Подобного рода размышления, не раз занимавшие его и прежде, советовали ему и тут не подвергать своей жизни опасности. С другой стороны, он был убежден, что трое сильных и ловких гладиаторов справятся с одним человеком.
