И мы стали отплясывать чарльстон.
- Тебя, папочка, не перетанцуешь, - сказала девочка, смеясь.
- Да я уже и сам с ног валюсь.
Танцы кончились. Девочка села за рояль. Старый беккеровский рояль, на котором играло много поколений моих предков. Играла она неважно, но очень старательно, отсчитывая доли такта вслух. Потом вдруг захлопнула крышку рояля и сказала:
- Все равно мне Ксения Николаевна больше тройки не поставит.
- Если ты очень захочешь, то поставит.
- Я поиграю вечером. А вообще-то этот контрданс мне не очень нравится. Вот так, папочка!
- Ну, Ксения Николаевна, наверное, знает, что тебе нужно играть.
- Я пойду к Марине, папа. Сначала мы с ней поиграем, а потом сделаем уроки. Хорошо?
- Хорошо, Оля. Иди, конечно.
Девочка взяла портфель, помахала мне рукой и выскочила за дверь. Я бросился вдогонку за ней и крикнул:
- Оля! Ты еще зайдешь ко мне?
- Что, папа? - ответила она звонким голосом откуда-то уже снизу. - Что ты сказал?
- Я говорю, чтобы ты долго не задерживалась.
- Хорошо-о-о!
Хлопнула входная дверь. Я вернулся и попытался читать книгу, но это заняло меня ненадолго. Я почему-то ждал, что девочка придет снова.
Но она не пришла в этот вечер.
2
Утром я, как обычно, наскоро позавтракав, уехал на испытательный полигон. Он был расположен километрах в пятнадцати от Усть-Манска, недалеко от реки, на небольшом, слегка волнистом плоскогорье. Полигон занимал площадь в пять-шесть квадратных километров. Приземистые, но просторные корпуса лабораторий были на первый взгляд разбросаны в совершенном беспорядке по территории полигона. У въезда возле проходной теснились огромные ангары для транспортных автомашин и высилось здание подстанции. В центре блестела отполированная тысячами подошв и шин асфальтированная площадка для запуска капсул. И только стоя на этой площадке, можно было понять, что домики и вагончики лабораторий как магнитом притягивались к этому месту. Не будь на то строгого приказа директора, они окружили бы этот асфальтированный пятачок плотным многоэтажным кольцом. Впрочем, пятачок был не так уж и мал. Его диаметр составлял около двухсот метров.
Из нашей группы испытателей кто-нибудь всегда оставался ночевать на полигоне, и поэтому дверь в домик была уже открыта. Внутри раздавались голоса, стук кнопок шахматных часов, возгласы: "Вылазь! Вылазь! Шах тебе!"
- А, Григ! Здорово! Значит, и начальство приехало?
- Здорово, парни, - сказал я. - Сваливайте шахматы. Феоктистов идет!
