Лопата разума | страница 7
Скажи, Пит, тебе понятны мои занятия?
Эфирные помехи, оставшиеся от Большого Взрыва, то есть с начала времен, ловил и усиливал тюнером, конвертор переводил в цифры, потом компьютер - в буквы. На жестком диске появлялся конечный продукт - произвольный текст.
«Обезьяна» под номером два оказалась успешнее первой?! До сих пор помню самый поразительный произвольный текст, который я открыл, или, как сказала бы Эвелин, создал:
«Один из величайших сюрпризов в истории науки - ознаменование конца двадцатого века концом эры разума и гибелью четырехсотлетней мечты рационалистов о Просвещении. В последние годы разум вырывается из разумных границ. Подготовленные люди обнаружили, что Вселенная содержит разумные ограничения, не подлежащие нарушению. Скорость быстрее скорости света невозможна; точно так же ряд параметров Вселенной не подвластен разуму. Идея не нова. В середине века философ-провидец Витгенштейн написал:
«Исчерпав доказательства, я наткнулся на коренную породу, от которой отскочила моя лопата».
Весь двадцатый век наука спотыкалась о фундаментальные, хитроумно построенные, неразрешимые загадки. Правота Витгенштейна постепенно стала понятна всем».
Запомнился еще один текст:
«Очередное полотно. Здесь все решит цвет. В этот раз - всего лишь моя спальня. Стены светло-фиолетовые, пол из красных плиток, кровать и стулья желтые, как свежее масло, подушки - светло-зеленого, лимонного оттенка. Покрывало алое, окно зеленое. Туалетный столик оранжевый, тазик голубой. Двери лиловые. Когда я взглянул на свои холсты после болезни, лучшим мне показалась «Спальня».
Как выяснилось, это были фрагменты из писем Ван-Гога его брату Тео. Эвелин догадалась, что раньше мы, возможно, натыкались на тот же отрывок, только по-голландски. Сколько еще тайн могла открыть наша «Обезьяна», когда выдавала что-то на незнакомых нам, мертвых, или еще не существующих языках? Нам оставалось только гадать.
Ван-Гог покончил с собой через несколько месяцев после того, как написал спальню. У старенького «Эппла» был черно-белый дисплей, зато у IBM - уже цветной, с разрешением 640x480, на шестнадцать цветов. Мы подумывали, не запрограммировать ли нам «Обезьяну-рисовальщицу», чтобы она заполняла экран разноцветными точками. Мы знали, что получили бы рано или поздно картину Ван-Гога, которую он сам написал бы, если бы не покончил с собой. Но проект так и не был реализован.
Меня всегда поражало, как мы натыкаемся на одну и ту же идею, пытаясь подойти к ней с разных сторон, словно сама идея всегда присутствует и дожидается, пока ее найдут. В великом романе Германа Гессе «Игра в бисер» описана воображаемая страна, культура которой зиждется на игре: играющие сопоставляют фрагменты идей из различных дисциплин. Знатоки игры умеют открывать новые красоты, новые истины. Интерпретация произвольных текстов требует столь же легкого обращения со всем массивом человеческой мудрости, и то, что Гессе нафантазировал, мы с Эвелин открыли в совершенно другой сфере - в произвольных текстах. Произвольные тексты - это вариация «Игры в бисер» Гессе.