– Ты хочешь плакаться и на жизнь жаловаться? Ты, Алена? Не может быть.
– Почему? Опять - Алена сильная, Алена большая! А Алена, между прочим, слабовольная дура, которая уже шестнадцать лет любит одного идиота и все надеется на чудо, как первоклассница! - Последние слова Алена произносила почти на слезах.
– Неужели? - удивленно спросила Таня.
– Ну, может, не совсем так, - спохватилась Алена. - Может, это не та любовь… Но скажите на милость, Татьяна Николаевна, что это? - жалобно спросила она. - Подвезла сейчас Максима, Юлькиного брата, к ним домой, так от близости его… то есть его дома, в брюхе, вот тут, - она похлопала себя по твердому тренированному животу, - похолодело. Когда думаю о нем, или реву, или включаю лирический музон, ежели никто меня не видит, танцую. И это длится уже шестнадцать лет! Вон Макс уже вырос, вот такой лоб, а я все дурю. Любовь это или нет?
– Не думаю, нет, - успокаивающе ответила Татьяна Николаевна. - Ты у нас натура романтическая, тебя будоражат воспоминания юности, те грезы. Вот предложи тебе сейчас: брось своего замечательного Сашу, работу, друзей и поселись где-нибудь в шалаше с Ромкой и с его нынешними проблемами. Согласишься?
Алена задумчиво постукивала указательным пальцем по нижним зубам и смотрела в потолок. Минуту спустя она тихонько ответила:
– Не знаю…
– Вот видишь! А любовь не рассуждает.
– Как Юлька тогда? - зло спросила Алена. - Не рассуждала, не рассуждала - и всех под монастырь подвела!
– Господи, что ты несешь? А если бы ты была на ее месте?
– Я? А я бы не позволила никому нас морочить, я бы сразу поехала тогда за ним и выяснила всю подноготную. Вы же помните, как я за ним в другую школу перевелась?
– Помню.
– Так я и в Питер хотела ехать! Но потом рассудила, да, Татьяна Николаевна, рассудила: он меня не ждет, вернее, ждет не меня! А эта… дура… не рассуждала, а страдала, видите ли!
– Ты будто ее в чем-то обвиняешь, а ведь она ни в чем не виновата! И вообще, что ты сейчас-то взъелась на нее, зачем вспоминать, столько лет прошло…
Алена перевела дух. От возбуждения ее щеки раскраснелись, перекрывая нежные румяна, глаза блестели то ли от гнева, то ли от слез. Она взяла себя в руки и заговорила на несколько тонов ниже:
– Взъелась? Да бесит меня бездарность ее жизни. Трутень в бабском обличий! И Ромку в «совка» превратила. Ведь предки ее живут достойно, красиво. Владимир там добытчик, коммерсант экстра-класса! Так жена его, мать Юлькина, все равно работает, что-то там переводит, зарабатывает. Макс - всегда при деле и при своих деньгах. А эта…
