— Если бы ты мог вернуть время назад, поступил бы ты, как и раньше? Открыл бы секрет Божественной стали смертному? — Гефест немного приостановился, он сам знал секрет этого металла, ведь тот «смертный», о котором сказал кузнец, был его дальний родственник. — Ты бы проклял свое имя еще раз? Ведь тебя изгнали к людям именно из-за этого, не так ли?
— Нет, Гефест, не так, — голос Малаха, кажется, стал еще мудрее, слова вылетали, будто не из уст человека, а из уст полубога. — Божественная сталь… да, она сделал свое дело в моем изгнании, но первое и самое страшное, что я совершил — я обучил твоего деда искусству рыцаря света. Этого паладины мне простить не могли. Хотя теперь та тайна уже не столь скрытна, теперь уже паладины сами набирают себе учеников. История похожа на историю Промита, который дал людям огонь и понес за это наказание, хотя Боги огонь не стали возвращать себе…
Разговор снова зашел в тупик. Гефест не нашел, что сказать. Малах не нашел, что добавить. Кузнец знал, что когда-то Малхазтофей, он же Малах, помог Востоку и Югу одолеть страшное зло, которое окутывало почти все земли Среднего Мира. Воин-паладин Малах открыл неведомые обычному человеку знания, отдал секрет Небесного металла в руки Мефласта — далекого предка Гефеста. И за это был изгнан в мир людей. Лишенный почти всех сил, он должен был века напролет помогать людям, до тех пор, пока полностью не искупит свою вину.
— Если бы не ты, Айзолин поглотил хаос. Ужас, страх, смерть и братоубийство. Вместо городов красовались бы руины. Рано или поздно мир бы умер… — вытаскивая из головы каждое слово, высказался Гефест.
На этом разговор окончился. Малах снова вернул себя в тот город, в который нашел будучи отчаянным запутавшимся мальчишкой. Тогда этот дворец показался простым миражом, но там из простого восточного парня он превратился в Великого Воина Света, как его долгое время называли на востоке. Но вскоре мир забыл своего героя, и, проклятый Небом, забытый людьми, Малах нашел отдых в маленьком южном городке.
Постепенно яркие воспоминания городского знахаря сменились не менее ярким сном. Гефест уснул не многим позже своего друга, только мысли у кузнеца были куда мрачнее, чем у Малаха. Так и продолжая сидеть в креслах возле камина, два друга спали, изредка посапывая.
Март, 1476, Нимфея, Северная граница Южной Короны
Ночь навевала Гефесту странные сны. Он стоял на вершине непроходимых гор, под ногами хрустел белоснежный наст. Повсюду красовались своими толстыми, видавшими виды стволами древние деревья, из последних сил цепляющиеся корнями в скалистую почву. Гефест, словно паря в воздухе опускался все ниже и ниже. Постепенно гора перешла в поле, снег там лежал еще большими сугробами, чем на горе. Казалось, что ни одна душа не может выжить в этой страшной мерзлоте. Взгляд кузнеца молнией перенесся в какой-то лагерь из трех небольших палаток. Темнота обволакивала все вокруг, но чудным образом Гефест все отчетливо видел, улавливая каждую деталь.
