– Молчать, Афанасий! Меру и устав помни!
– Да что ж тут у вас, капитан-командор?! – Лунев с настороженным недоверием посмотрел на Иевлева.
– Увы, брат, увы... в семье не без урода. Правду глаголет таможня. Все так и есть. Изменник Прозоровский и трус. Верно народишко бает: «Воевода-воин – сидит под кустом да воет». И так всю дорогу потакал шведу. Негоциантам ихним красную дорогу давал, а наших поморов в затвор... А уж как прознал про эскадру шведскую, так дрожь стала бить, решил ключи от Архангельска на подушке бархатной ворогу выдать...
– Дак это ж!.. – Григорий схватился за шпагу.
– Да то уж уладили, Исусе Христе! – Крыков ухватил за рукав капитана. – Ты сядь... Сядь, Григорий Лексеич, не свирепей. Успеешь еще свою прыть в бою показать.
– Угомонись, капитан. – Сильвестр Петрович наполнил чарки. – Мы – слуги государевы – тут тоже лаптем щи не хлебали, ворон не подсчитывали... Третьего дня поутру... взяли его, жирного порося, за бока... и теплого, с перины, под конвоем отправили от греха в Холмогоры, подале от Архангельска. Пусть теперь дознаватели, Петра Алексеича заплечных дел мастера, с этим кровопивцем разбираются. То не нашего ума дело. У нас враг пострашней будет.
– Ну и дела! – Лунев вместе с офицерами без оглядки хватил черного вина, однако не удержался: – Он ведь тоже власть грозная... государем поставлен?
– Так-то оно так, да на старых заслугах далеко не уедешь. Пужал воевода, топал ногами, метал молнии! – что-де нашим словам супротив него не поверят в столице... Ан государь насквозь зрит! Разрешил сковырнуть вурдалака. А то ведь у него как былоче, у Прозоровского то бишь: «всюду клеветники, воры да обидчики... всюду люд подлый, на измену шведу готовый!» Меня лично пужал-поносил: «Ай, высоко вознесся, капитан-командор, ай, высоко! Мятежников, татей, государевых злых ворогов на свободу?! Азов забыл? Стрелецкий бунт забыл?! Горько нынешний год помянешь, да поздно будет! Мне, князю Прозоровскому, Петр Алексеевич во всем поверит, тебе ж со сволочью твоей веры дадено не будет!» А потом, веришь ли, Григорий Лексеич, и моих верных офицеров обвинил в измене! При сем бросил в лицо: «Вижу, не веришь мне, Иевлев? Ну так сие оттого, что сам таков! Я вашего безродного брата, голь перекатную, выскочек перевидал на своем веку, этаких прытких вертунов! Перевидал да пережил... Нынче твой час, а завтре поглядим. Доживем еще и поглядим!..» Ну-с, вот и поглядели... – усмехнулся Сильвестр Петрович и бросил в рот соленый груздок. – Пусть теперь в Холмогорах, среди теток да нянек своей благоверной, тайных вражин ищет. При его недугах да запорах... в Холмогорах куда как славно!
