И когда при звуке пения на сердце у Короля становится грустно, и его принцы глубоко переживают, тогда они вспоминают, хотя и не знают об этом, они вспоминают печальное лицо Шимоно Кани, сидящего подле его мертвых братьев, старейших Богов, играющего на арфе с рыдающими сердечными струнами и посылающего души Богов в странствие среди миров.
И когда музыка лютни одиноко разносится над холмами в ночи, тогда душа взывает к душам братьев – таковы отзвуки отходной Шимоно Кани, которые не были пойманы среди миров – и она не ведает, к кому она взывает и почему, но знает только, что песнь менестреля – ее единственный крик, и посылает его во тьму.
Но хотя в земной тюрьме все воспоминания должны умереть, все же, как иногда цепляется за ноги заключенного несколько пылинок с полей, где его пленили, так иногда фрагменты воспоминаний цепляются за душу человека после того, как ее забирают на землю. Тогда встает великий менестрель, и, сплетая вместе фрагменты воспоминаний, создает некую мелодию, подобную той, которую руки Шимоно Кани извлекают из его арфы; и проходящие мимо говорят: „Не было ли похожей мелодии прежде?“ и уходят, храня в сердце печаль о воспоминаниях, которых нет.
Поэтому, о Король, однажды большие ворота твоего дворца должны отвориться для процессии, в которой пройдет Король, минуя людей, возносящих молитвы под звуки лютни и барабана; и в тот же самый день тюремная дверь будет отворена смягченными руками, и еще одна утраченная нота отходной молитвы Шимоно Кани возвратится, чтобы снова пробудить его мелодию.
Отходная Шимоно Кани будет длиться до того дня, когда она обретет все ноты, чтобы сокрушить Тишину, которая восседает в Конце Вещей. Тогда Шимоно Кани скажет, обращаясь к костям своих братьев: „То, чего не могло быть, наконец случилось“.
Но кости Древних Богов будут хранить молчание, и только Их голоса будут жить, рыдая с сердечных струн арфы о вещах, которых не может быть».
Когда караваны, простившись с Зандарой, отправляются через пустыню на север к Эйнанду, они следуют по пустыннной дороге в течение семи дней прежде, чем приходят к воде – туда, где Шуба Онат, чернея, возвышается над пустыней, к колодцу у подножия горы и к обширным лугам на ее склонах. На этой скале возвел свой Храм некий пророк, и назвался он Пророком Путешествий, и выбил в скале окно, обращенное на юг, дабы приветствовать над верблюжьей тропой всех Богов, которые благожелательны к караванам.
