– У меня желудок болит – хоть вешайся, – пробормотал он.
– А еще у тя пиявка на роже.
– Не смешно.
– Совсем махонькая. – Тул отодрал ее и выбросил в окно. – Блин, мужик, да ты весь белый. Мож, тебе другую работу поискать? Серьезно.
«Если б это было так просто», – мысленно ответил Чаз. Он коснулся болезненной точки на щеке и печально подумал, не ядовита ли мерзкая тварь. Зазвонил сотовый телефон, но Чаз и не шевельнулся. Тул проверил номер звонящего и сообщил, что он заблокирован.
Когда Чаз поднял трубку, шантажист сказал:
– Ты прав. Надо встретиться.
Опять голосом Чака Хестона; хотя он меньше действует на нервы, чем Джерри Льюис.
– Когда угодно, – согласился Чаз. – Назовите место и время.
– В полночь. На лодочной пристани во Фламинго.
– Я забыл, где это.
– Посмотри на карте, – лаконично ответил шантажист, – и не трудись брать с собой троглодита.
– Так это ты вчера был у меня дома, – сказал Чаз.
– Точно. Как прошло свидание?
– Очень смешно.
– Однако я поражен, как быстро ты преодолел свое горе.
– Увидимся в полночь, – сказал Чаз Перроне.
Джои в гордом одиночестве стояла перед зеркалом в ванной и думала: «Ну вот, подруга, ты все-таки это сделала».
Она старалась вести себя хорошо, боролась с собой. Она даже начала составлять список:
1. Он слишком стар для меня.
2. Я слишком молода для него.
3. У него отвратительный послужной список.
4. У меня отвратительный послужной список.
5. Он никогда не слышал об Алисии Кейс[39].
6. Я никогда не слышала о Карле Бонофф[40].
7. Он живет на острове и стреляет в прохожих, которые дразнят его собаку.
8. Я живу…
Вот и все, что ей удалось написать подзаголовком «Десять разумных причин не спать с Миком Странахэном». Конечно, их было больше семи, но вместо того, чтобы упереться и вспомнить их все, Джои решительно взяла да и переспала с ним.
– Ты совсем рехнулась, – сказала она своему отражению в зеркале.
Что хуже всего, она сама ему предложила. В три часа ночи она лежала в своей одинокой постели с распахнутыми окнами и ощущала вкус океанского бриза. Всякий раз, закрывая глаза, она слышала странное монотонное чириканье – чирик, чирик, чирик, – но едва открывала глаза, чириканье прекращалось. Стало быть, чирикало у нее в голове, это сводило ее с ума, и вдруг она поняла, что это такое: скрип кроватных пружин. У нее в черепушке чирикали пружины матраса, пока Чаз пытался отыметь свою хипповую подружку, а Джои лежала у них под кроватью.
Вспоминая эту сюрреалистическую сцену – как она пряталась, словно правонарушитель, в комнате, некогда бывшей ее собственной спальней, как подслушивала похотливые вскрики мужчины, который всего неделю назад был ее собственным мужем и любовником, – Джои ощутила себя униженной, несчастной и одинокой. Она встала и тихо пробралась в гостиную, где Мик Странахэн спал на диване. Она осторожно пристроилась рядом с ним, говоря себе, что ей нужно только, чтобы кто-нибудь сильный и теплый подержал ее в объятиях.
