Авторша этого стихотворения явно имела отношение к тому, что психиатры называли тогда «синдромом Орловой»:
Люблю тебя зимой и летом,
но разве я тут виновата?
К тебе звоню, тебя уж нету,
уже уехала куда-то.
Бывает, что не позовут,
а свет в окне твоем играет.
Весь вечер чертики скребут,
и в сердце драма нарастает.
«Драма нарастала» у одной из тех, видимо, которые, преследуя актрису своею любовью, даже снимали жилье во Внукове и как бы невзначай сталкивались с ней на дачных тропинках. Иногда даже восторженно кричали: «Мама! Я знала – мама!» Лишь бы отделаться от дочерей-самозванок, Орлова не жалела и денег…
В своей любви я так пригрелась,
с ней не расстанусь никогда.
Вот с телефоном извертелась,
что даже снятся провода.
Писать кончаю. Так тоскую!!!
Тоскую по тебе, единой.
Тебя я крепко так целую
и остаюсь твоею Ниной!
Уж не та ли это «Нина», о которой, со слов той же Н. Голиковой, пишет Д. Щеглов. Которая позвонила ей спустя два года после смерти своего кумира, в день 75-летия актрисы, и заговорила от лица «Любочки»:
– Здравствуй, я так соскучилась по тебе (помните: «Тоскую по тебе, единой!» – Ю. С.) и хочу тебе спеть.
Раздался какой-то треск, затем в глубине заиграл рояль, и «Орлова» запела – звучно и сильно – «Широка страна моя родная…» Через несколько минут голос в трубке трансформировался в нечто среднее между «Любочкиной» звонкостью и чеканностью Левитана: «Сегодня исполнилось семьдесят пять лет со дня рождения народной артистки Советского Союза Любови Петровны Орловой. Прошу почтить ее память минутой молчания…»
В наступившей вослед тишине Нонна Юрьевна (Голикова. – Ю. С.) опустила трубку. Звонок из прошлого с поправкой на помутившийся рассудок: эта преследовавшая Орлову и при жизни поклонница пыталась свидетельствовать, что душа актрисы окончательно поселилась в ее бренном, то и дело заточаемом во всевозможные больницы, теле. «Переселение» стало делом всей жизни этой несчастной женщины, музыкально одаренной, являвшейся, кроме того, первоклассным имитатором, правда, лишь одного голоса – голоса своего кумира».
Звонила она и через пять лет, когда «переселившейся» в нее Орловой исполнилось 80. И это, кажется, был последний «Любочкин» звонок…
Вспоминает одна из последних по времени подруг Орловой, ленинградка А.Сараева-Бондарь:
«Интерес лично к себе, «любопытствующее разглядывание» Орлова пресекала решительно.
– Скажите, вы – Орлова?
Ох, и не любила она, когда ее так узнавали. И сжимала мою руку.
