Понятно… Внутренняя крепостца, должная стать последним прибежищем защитников Серебряных Врат, если упыриное воинство все же пробьется через замковый двор. Поверху этот детинец, как и внешние стены, густо щетинился посеребрёнными шипами. Внутрь вели небольшие – всадник проедет, лишь опустив копье и пригнув голову, – ворота. Тяжелые створки тоже – все в заточенных колючках из стали и белого металла. Серебро… опять серебро. Интересно все же, откуда его здесь столько-то!
Ворота детинца оказались чуть приотворенными. Подле низкой арки стояли пятеро рыцарей. Изможденные, осунувшиеся, с запавшими и краснющими (сколько ж ночей не спали, бедолаги?) очами. Без доспехов, с одними мечами на перевязях. В белых плащах с черными крестами по левому плечу.
Встречали, похоже…
Только невеселая выходила встреча.
Двое тевтонов – перевязаны. Плечо. Бок… Повязки сильно кровят. Видимо, под повязками выдраны изрядные куски плоти.
Еще у одного отсутствовала кисть левой руки. Давно отсутствовала – культя, торчащая из закатанного рукава, – уже зажила, затянулась. Отрубили руку? Оторвали? Откусили?..
Краем глаза Всеволод заметил, как Эржебетт, обряженная в мужские одежды и брони, старается укрыться за спинами дружинников. Боится девчонка? Не мудрено. Эти израненные и измученные рыцари больше походят на призраков, чем на живых людей.
Вперед выступил однорукий. Худой, сухой, немолодой, с обильной сединой в клочковатой бороде. На поясе возле меча под самым обрубком левой руки у калечного рыцаря позвякивала увесистая связка ключей. По бледному лицу с воспаленными глазами скользнула слабая, немного растерянная и виноватая улыбка. Так улыбается уставший хозяин дорогим, но все же не ко времени явившимся гостям.
Вот, наверное, и есть главный тевтон…
– Кто этот, без руки? – шепотом поинтересовался Всеволод у Конрада. – Ваш старец-воевода? Магистр? Мастер?
– Нет, – так же тихо ответил посол. В голосе Конрада послышалась тревога. – Это не мастер Бернгард. Это кастелян замка. Брат Томас.
Однорукий подошел ближе.
С приветственной речью тевтон, правда, не спешил. Задержав взгляд где-то за спиной Всеволода – то ли на шекелисском музыканте Раду, то ли на Эржебетт в ратной одежде, – немец изумленно сморгнул, потом – нахмурился. Будто мимолетная туча скользнула по лицу сакса. «Не нравится, что молодежь в дружине?» – истолковал невысказанное недовольство Всеволод. Напрягся.
Впрочем, тень недовольства быстро рассеялась. Тевтон чуть склонил голову:
