Димитрий нахмурился:
– Спаситель имел в виду людей, а не храмы. Богатством владеет церковь, а не ее служители.
– Не беру на себя смелость толковать писание. Но, насколько мне известно, далеко не все священнослужители считали пышность убранства необходимой принадлежностью божьих храмов. Преподаватель семинарии Александр Викентьевич Щукин часто напоминал семинаристам о пастырях я духовных писателях, осуждавших церковные и монастырские богатства. Например, Щукин рассказывал о великом старце Ниле Сорском, который выступал против монастырской собственности. Старец считал излишним золото в церкви. Он любил говорить, что бог еще никого не карал за плохое украшение храма. По его мнению, богатства следовало раздавать нищим, а не жертвовать церкви. Если мне не изменяет память, Щукин восхищался великим старцем и его последователями… Мне не изменяет память, Александр Викентьевич?
Димитрий молчал. Пальцы его быстро перебирали четка. Потом движение пальцев замедлилось. Он поднял глаза:
– Уж не хотите ли вы доказать, что в вашем Совнаркоме сидят истинные христиане, а Декрет о свободе совести, который разоряет церковь и лишает куска хлеба тысячи преподавателей закона божьего, преследует сугубо богоугодные цели? – спросил он.
– Отнюдь нет, Александр Викентьевич, – засмеялся я. – Таких далеко идущих целей я не преследую.
– Но чему тогда служит вся ваша аргументация?
– Вы когда-то говорили мне, Александр Викентьевич, что каждому понятию должно быть отведено свое место.
– И что же?
– Следуя этой мысли, я и расставил все по местам. В соответствии с декретом ценности ризницы – народное достояние, во всяком случае, основная их часть, непосредственно не связанная о отправлением культа. Уже в силу одного этого обстоятельства – немаловажного обстоятельства! – отпадают всякие нарекания и разговоры о том, что мы не заинтересованы в их розыске. Нас никто не посмеет упрекнуть в небрежении национальными сокровищами России. Мы ищем похищенное и найдем его. Теперь о самом декрете. Это акт государственной власти. Он существует и будет проводиться в жизнь вне зависимости от того, признает ли его церковь в лице Поместного собора и патриарха Тихона или нет. Что же касается моральной стороны вопроса, то изъятие монастырских и церковных богатств производится в интересах миллионов тружеников, поэтому не может противоречить «божеским и людским установлениям».
Говоря это, я внимательно наблюдал за Димитрием. Нет, я не ощущал враждебности. У Димитрия был философский склад ума, а из таких людей редко получаются озлобленные фанатики хотя бы потому, что они, порой даже вопреки собственному желанию, не могут не задуматься над аргументами оппонента. Подобным людям свойственно желание понять, а это уже нечто: ведь Вавилонская башня не была достроена лишь потому, что люди перестали понимать друг друга.
