Вскоре стало совершенно ясно, что мы идем под уклон и что посадка вот-вот должна кончиться: деревья стали мельче, реже, ширина аллеи увеличилась.
Испуганно запищала, сорвалась с большой сосны и низко полетела над землей большая черная птица. Мы нарушили ее ночной покой… Время от времени, разбуженные нашим движением, в кустах чирикали мелкие птахи.
Впереди над деревьями замерцала большая зеленая звезда…
* * *
– Ты подожди немножко… Потерпи… Хорошо? – просила женщина.
Мужчина ничего не ответил, только повернулся на бок.
– Я сейчас…
Женщина, оставив дверь веранды открытой, пересекла двор и, распахнув калитку, вышла на улицу. Накинутый на голову белый в черную горошинку платок зацепился за ветку росшей в палисаднике молодой березки и повис на ней, но женщина не заметила этого. Хлопая длинной черной юбкой, она побежала по дорожке, вьющейся вдоль домов поселка среди пыльного подорожника.
Женщина бежала легко, несмотря на годы. Ее сухая фигурка мелькала между неровно росших вдоль улицы берез и сосен и была похожа на порхавшую веселую черную бабочку. Только один раз женщина остановилась и немного постояла, приложив руку к груди. Потом побежала опять.
Возле нарядного, словно игрушечного, дома женщина остановилась и постояла несколько минут, пока ее дыхание не стало спокойным.
Потом она подошла к ярко освещенному окну, поднялась на цыпочки и заглянула в него. То, что она увидела, наверно, заставило ее немного поколебаться, прежде чем постучать. Но все-таки женщина постучала. Стук получился тихим, но неплотно пригнанное вверху стекло неожиданно задребезжало резко и громко.
Изнутри к стеклу приникло полное круглое лицо и долго вглядывалось во тьму.
– Это я, Захарыч, – сказала женщина негромко, но человек услышал. Лицо исчезло. На веранде послышались тяжелые шаги, заскрежетал засов, дверь раскрылась, и на крыльце появился толстый человек в пижамных брюках и в майке.
– Тебе чего, Васильевна? – спросил добродушно толстяк.
На женщину пахнуло свежей водкой и луком.
– У меня дело к тебе, Захарыч, – сказала женщина.
Захарыч почесал под майкой грудь.
– Какое еще дело ночью? Соль, что ли, кончилась?
– Мне нужен шприц, Захарыч… – почти шепотом сказала женщина.
– Шприц? – удивился толстяк, – Зачем тебе шприц?
– Сделать корове укол.
– Укол?
– Да…
– Заболела, что ли?
– Заболела…
– Так я ее только что видел. Шла со стада веселая.
– Пришла веселая, а сейчас заболела.
– Объелась, что ли?
– Не знаю… Лежит, и слезы из глаз текут. Дай шприц, Захарыч. Лекарство у меня есть… Я сама ей укол сделаю…
