– Уезжает за границу в командировку, – ляпнул я, не подумав.
Наверно, это было последней каплей. Получалось в самом деле не очень красиво. Димка вкалывает, вот уже двадцать лет не может выбраться по грибы, на нем висит вся квартира, теща попалась телебольная, жена сластена, не хочет работать над диссертацией, страшные расходы на конфеты «Мишка на севере». Я же прыгаю и бегаю в свое удовольствие и вот сейчас еду тренироваться не куда-нибудь, а в заповедник, где буду спать под шорох сосен в отдельной комнате. В довершение всего моя жена укатывает за границу.
Наверно, от таких мыслей Димка впал в уныние и дальше ехал молча. Я решил его утешить.
– Ну ничего, – сказал я. – Вот защитит жена – и заживете в свое удовольствие. Квартира у вас хорошая, машина, ребенок подрастет. За грибами будете ездить.
– А докторская? – тихо спросил Димка.
Я сначала не понял и идиотски спросил:
– Колбаса?
– Вот именно, – мрачно усмехнулся Димка. – Тебе хорошо острить.
– А-а-а, – догадался я.
Оказывается, речь шла о докторской диссертации.
– А ты наплюй на нее, – наивно посоветовал я.
– Ха-ха! – безо всякого признака смеха хохотнул Димка-кандидат. – Что значит, далеко ты от мира науки. Заставят.
– Как это заставят? – удивился я.
– На каждом собрании будут тыкать в тебя пальцем и говорить: «Посмотрите на него, какой молодой, а какой бездельник, не хочет дальше расти». И в решения тебя, в постановления, в хвост, в гриву… Запряжешься, никуда не денешься.
– Ну… а если… если докторскую защитишь? – спросил я.
Димка усмехнулся еще мрачнее прежнего.
– Ну и что? На академика тянуть надо…
Я подавленно замолчал. Перспектива Димкиной жизни вырисовывалась действительно скверная. Неужели ему так и не удастся сорвать ни одного гриба? Мне стало жалко Димку.
– Слушай, – сказал я. – А если сделать так: я поживу здесь денька два-три, разведаю грибные места, а ты нагрянь как-нибудь со своим семейством. Вы грибы пособираете, а я потренируюсь возле вашей машины, постерегу. Мне все равно где тренироваться.
– А вообще-то это идея, – неуверенно сказал Димка и, кажется, немного повеселел.
Между тем мы приближались к Барскому заповеднику. Наверно, есть смысл сказать о нем несколько слов. Собственно говоря, официально он назывался не Барским. Официально он назывался заповедником имени академика Николая Каучурова. Однако народ по старой привычке именовал заповедник Барским, несмотря на то что академик Николай Каучуров много сделал для его флоры и фауны, да и вообще – раз назвали заповедник его именем, значит, не зря. И все же, несмотря на это, он оставался Барским. В электричке, когда она подъезжала к заповеднику, хриплый голос объявлял по радио: «Барский», и всем было понятно, что это означало. Если бы этот голос сказал: «Каучуров», вся электричка была бы в большом недоумении, за исключением, может быть, нескольких особо образованных товарищей.
