Их отношения весьма смахивают на родственные: Улисс ее обожает, доверчиво смотрит ей в рот и охотно верит каждому слову, хотя сам непрерывно врет и ей, и всем остальным, все глубже увязая в паутине собственных незамысловатых хитростей. Про себя я окрестил этого бродягу "племянником", хотя мне отлично известно, что он не является сыном одного из многочисленных братьев или сестер Паласы.
Кстати сказать, бродяга Улисс уже давно не совал к нам свой хитрющий нос – и правильно делал! Так что я оставался единственным гостем Афины.
Впрочем, нашу с ней жизнь трудно назвать уединенной: на ее амбе полным-полно Любимцев и Хранителей, как и у каждого Олимпийца. Честно говоря, даже я до сих пор не могу постичь странную суть этих непостижимых беспокойных тварей…
Мои ноги наконец-то ступили на твердую землю, и это было чертовски приятно.
– Ты совсем не бережешь свою летающую машину… и своих пассажиров, заодно! – Сердито сказал я Афине. – Эта посадка душу из меня вытрясла!
– Во-первых, я здорово сомневаюсь, что у тебя есть душа, Один! – Весело отозвалась она. Мне оставалось только нахмурить брови: иногда эта сероокая мелет что попало, как перепивший берсерк! Она легко спрыгнула на землю, окинула хозяйским глазом окрестности, рассеянно погладила черного кота, нарисованного на хвосте аэроплана – словно кот был живым существом, настоящим зверем, способным обрадоваться ее ласке – и сердито уставилась на меня. – А во-вторых, я тебе уже сто раз говорила, что мой аэроплан – не какая-нибудь безымянная "летающая машина", его зовут Бристоль, а если хочешь показаться ему учтивым, к имени "Бристоль" следует добавлять "Эф два Бэ Файтер"… уж не знаю, что означают эти загадочные "Эф два Бэ", но "Файтер" переводится как "истребитель".
– Того парня он, тем не менее, так и не истребил! – Зло ухмыльнулся я.
– Какого парня? – С любопытством спросил Дионис. Он уже давно стоял за моей спиной, вежливо выжидая удачный момент, чтобы вмешаться в нашу беседу.
На сей раз его лицо не представляло собой ничего выдающегося – кажется, эта помятая рожа принадлежала какому-то человеческому шуту, или, как говорят Олимпийцы, "комедийному актеру" – но я еще не опустился до того чтобы убивать все свое время на созерцание иллюзорных событий никчемной человеческой жизни, именуемых "кинематографом", а посему не мог сказать наверняка… Эти дурни Олимпийцы совершенно помешаны на кинофильмах и киноактерах, так что безумная страсть Афины к обличью Марлона Брандо – это еще цветочки, большинство ее родичей меняет свой облик чуть ли не по дюжине раз на дню. Их лица редко соответствуют моим представлениям о том, как должны выглядеть боги, но вразумлять их бесполезно…
