Вода в пруду была чуть зеленоватой, но изумительно прозрачной, в ней отражались ёлки, небо и солнышко — сквозь акварельные облака. У самого берега плавали окуни. Там, где плотина оканчивалась, плавно смыкаясь со склоном горы, по брюхо в воде стояли коровы, смешно задрав хвосты. Видимо, не хотели их мочить.
Парили тонкие длиннокрылые чайки.
Косте подумалось, что когда-то, миллиард лет назад, сюда рухнул огромный метеорит. И эта котловина, в которой расположилась Петуховка вместе с прудом, речкой, стадионом и коровами — не совсем качественно залеченный временем шрам на теле Земли. А может, кратер давно потухшего, но не умершего насовсем вулкана, который когда-то проснётся, и новые Брюлловы получат превосходную тему для художественных полотен. Не хотелось бы мне укрываться от горячего пепла и вулканических бомб своей ветровкой, подумалось ему ещё.
Коровы не только стояли в воде, но и неторопливо, тяжело шли мимо Кости, изредка роняя на ходу сочные духовитые лепёхи. Обработать коров репеллентом не пришло никому в голову: слепни, мухи и прочая гнусь ела их поедом, они остервенело мотали башками и хвостами. Одна из коров, рыжая, с мокрым тугим животом, выменем до земли и угрожающе торчащей арфой рогов, вдруг остановилась возле мотоцикла. Часть оводов оторвалась от её персонального вампирского роя, устремившись к Косте. Тот подобрался и замахал руками, стараясь не делать излишне резких движений. Коров он, надо сказать, побаивался.
Вытянув морду, с которой капала слюна, и закатив глаза, корова взревела, обдавая Костю густым запахом травяной жвачки и парного молока. Рев её ничуть не напоминал классическое «Му-му». Динозавры и мастодонты приходили в это время трепещущему Косте на ум, слоны и бегемоты, паровые сирены, тепловозные гудки — только не нежное мычание Бурёнушки из сказки.
Дядя Тёма на голос коровы отреагировал странно. Он лёгким скачком перемахнул метровую ограду из толстых труб, разделяющую дорогу и бетонный скат плотины, и направился к скотине со словами: "Да ты моя Малютушка! Да хорошая ты моя! Нагулялась, родимая…" — и далее, в том же режущем Костины уши духе. Лодка, как и полуголая селянка в момент лишились его внимания, пав жертвою хозяйской любви к скотине-кормилице. Впрочем, кажется, дяди Тёмина измена ничуть их не задела.
Обласкав Малютушку, родимую, хорошую, и приказав ей шагать домой, дядя Тёма, заметно просветлевший лицом, завел мотоцикл.
— Поехали дальше? — крикнул он.
