Я окна не закрывал и продолжал с укоризной изучать их сплоченную общим кругом интересов группу. Было им от этого, по всему видать, неуютно. Так неуютно, что одна из девушек, самая толстомясая, решилась на крайнюю отпугивающую меру. Повернувшись ко мне спиной и закинув подол свой (длиною хорошо коли в четверть) наверх, тряхнуть несколько раз необъятным задом, туго обтянутым широкими розоватыми трусами, из стороны в сторону. Представление сопровождал глумливый смех подружек и шумный звук пущенного смелой девушкой ветра.
Я с немалым трудом одолел дрожь — не похоти телесной, нет — ужаса почти экзистенциального. В долгу оставаться нельзя было ни в коем разе. Тем более, супротивник с нетерпением ждал — либо ответного хода, либо признания поражения. Соорудив на лице гримасу высокомерия, я захватил щепотью нос и шумно-шумно, с переливами, бульканьем и хлюпаньем высморкался. Быстрые умом деушки сообразили, что содержащееся сейчас в моей горсти — не что иное, как плата за их интимную красоту, и, сдержанно ропща, тяжелым полугалопом отправились восвояси. Стриптизёрка, приобретшая вдруг целомудренность, пыталась на ходу опустить нижнюю границу задираемого недавно предмета одежды до уровня минимального приличия, однако же тщетно.
Торжествуя, я закрыл окно. В ладони моей ничего не было. Ничегошеньки. Чиста она была, аки рука сказочного чекиста из утопии, пригрезившейся товарищу Железному Феликсу в припадке раскаяния за содеянное в прошлом, настоящем и вероятном будущем.
Приему этому, с соплями в горсти, которых на самом-то деле и нету, обучил меня в Чебаркульской учебке младших командиров «замок» наш, старший сержант Грошевский, по прозвищу Блямба. Очень это весело получается, когда сует тебе руку для пожатия какой-нибудь малоприятный в общении, но надоедливый человечек, а ты эдак феерически сморкаешься в ладонь да и жмёшь с открытой улыбкой протянутую грабельку. Смена выражений на лице контактного организма просто потрясает — уверяю вас! От безграничного ужаса через безграничное же блаженство к полной враждебности. Особливо к враждебности, ежели имеются в зоне контакта пристрастные зрители, не обременённые чувством ложного интеллигентского такта. Каковых в армейских частях, как водится, — исключительное большинство.
Некоторое время я лежал на диване и наслаждался эйфорическим мироощущением триумфатора.
А затем пришла моя Оленька, которая могла без малейшего труда заткнуть за поясок, охватывающий её талию, десяток австралийских миног — в плане сексуальности, уточняю. И я, истосковавшийся, повлек её в интимный дортуарчик наш, в бесстыдный вертепчик наш, на просторное наше ложе любви…
