Четверо из повешенных были арабами, один — христианин. Алый восьмиконечный крест на белой… некогда белой, а ныне забрызганной грязью и кровью котте выдавал рыцаря Храма. Тамплиера.
Шлем Жана Ибеленского с покрывалом намета вдруг дернулся. Рыцарь застонал так, словно получил стрелу под лопатку. Сир Бейрута не отрываясь смотрел на висельника с красным крестом. Сир что‑то бубнил, гудел из‑под опущенного забрала. То ли молитву, то ли проклятия.
— В чем дело, Жан? — тихо спросил Бурцев по‑немецки.
— Это Арман де Перигор, — глухо прохрипел тот. — Магистр Сицилии и Калабрии и Великий магистр тамплиерского братства.
Ах, вот оно что! Теперь понятно, почему они не нашли в Тороне‑де‑Шевалье тела магистра. Плохо. Одним потенциальным союзником меньше…
— Нон нобис, Домине…[43] — медленно процедил сир Бейрута, будто заупокойную молитву.
Сжатые кулаки его подрагивали.
— Жан, возьми себя в руки, — потребовал Бурцев. — Немедленно. Иначе всех нас погубишь.
Он кивнул, он взял. Хорошо, хоть лицо закрыто железом…
— Босеан, — рыцарь чуть заметно склонил голову перед мертвым храмовником. — Босеан, Арман…
Боевой клич тамплиеров прозвучал тихо, очень тихо, почти неразличимо в гомоне толпы. Но грозно. Обещание неминуемого и неотвратимого возмездия — вот что расслышал Бурцев в словах благородного сира Бейрута.
Жан д'Ибелен отвернулся от покойника.
— Христиане — направо, сарацины — налево, иудеи — к стене! — проорали в рупор.
Еще несколько шагов вперед. Еще одна виселица на пути. На этот раз среди повешенных оказались двое в красных плащах с восьмиконечными белыми крестами.
— Доблестные рыцари из Ордена всадников госпиталя Святого Иоанна Иерусалимского, — вздохнул Жан.
Госпитальеры‑иоанниты… Похоже, этих двоих немцы взяли в плен вместе с Арманом де Перигором и специально привезли из‑под Торона, чтобы вздернуть у городских ворот. В целях антипартизанской профилактики и наглядной агитации.
Смотреть на мертвецов было тягостно и неприятно. Бурцев перевел взгляд на живых. В основном у ворот толпились крестьяне из окрестных селений и купцы. Немало оказалось также паломников из Европы, жаждущих хотя бы издали взглянуть на святыни, попавшие под власть немцев. Среди пеших богомольцев было и несколько конных рыцарей с оруженосцами.
Подавленные пилигримы отводили глаза от виселиц, крестились и бормотали молитвы. Молчал только один. Будто загипнотизированный, он смотрел поверх толпы. Почти не моргая, смотрел. На флаг со свастикой.
