Люсьен торжественно взмахнул рукой. Марк и Матиас смотрели на него, не пытаясь понять, протянув ладони к пламени.
– Все просто, – продолжал Люсьен, возвышая голос. – Для могучего историка первобытного периода этого дома, Матиаса Деламара, огонь означает… кучки косматых людей, зябко жмущихся у входа в пещеру к спасительному пламени костра, отгоняющему диких зверей, словом – «Войну за огонь».
– «Война за огонь», – перебил Матиас, – нагромождение нелепиц…
– Неважно! – продолжал Люсьен. – Забудь свои познания о первобытных пещерах, на которые мне глубоко наплевать, и предоставь почетное место доисторическому огню. Продолжим. Перехожу к Марку Вандузлеру, который тщится пересчитать в «очагах», то бишь в дворах, средневековое население… У них, медиевистов, с этим большие трудности. Они все время путаются… Проехали. Поднимаясь выше по шкале времени, мы добираемся наконец и до меня – до меня и до огня Первой мировой. «Война за огонь» и «Огонь войны» [1]. Ну разве не трогательно?
Люсьен засмеялся, громко фыркнул и ногой подбросил в очаг здоровенное полено. По лицам Марка и Матиаса блуждала неясная улыбка. Придется приспосабливаться к этому типу, невозможному и необходимому, чтобы вносить третью часть платы за дом.
– Итак, – заключил Марк, вертя в воздухе своими перстнями, – когда наши глубокие разногласия станут слишком болезненными, а хронологические расхождения – непримиримыми, нам останется лишь развести в очаге огонь. Верно?
– Это может помочь, – согласился Люсьен.
– Мудрая программа, – добавил Матиас.
И они на время оставили Время в покое, и они согрелись. По правде говоря, больше всего и в этот вечер, и в будущие вечера их заботило промозглое время года. Поднялся ветер, и тяжелые струи дождя просачивались в дом. Трое мужчин понемногу оценивали размах предстоящих ремонтных работ и необходимых усилий. Комнаты пока пустовали, и стульями служили ящики. Завтра каждый принесет свои пожитки. Придется штукатурить, чинить электропроводку, менять трубы и прогнившие доски. А Марк притащит своего старого крестного. Он все объяснит им позже. Что это за тип? Просто его старый крестный. И заодно его дядя. Чем занимается дядя-крестный? Уже ничем, он на пенсии. На пенсии после чего? Ну, на пенсии после работы, так-то вот. Какой работы? Люсьен решительно несносен со своими расспросами. Работы на государство. Он все объяснит позднее.
Деревце чуть-чуть подросло.
Уже целый месяц София каждый день стояла перед окном третьего этажа и наблюдала за новыми соседями. Они ее интересовали. Что тут такого? Трое довольно молодых типов, без женщин и детей. Просто три типа. Она сразу узнала того, что прижимался лбом к ржавой решетке и сказал ей, что деревце – это бук. Она обрадовалась, обнаружив его там. Он привел с собой двух других, очень непохожих типов. Высокого блондина в сандалиях и непоседу в сером костюме. Она уже неплохо их знала. София спрашивала себя, прилично ли вот так за ними подсматривать. Прилично или нет, но ее это развлекало, ободряло и наводило на кое-какие мысли. Так что она не бросала своего занятия. В течение всего апреля месяца они непрерывно суетились. Носили доски, ведра, возили мешки на тележках и ящики на таких штуковинах. Как же называются железные штуковины на двух колесах? Как-то они называются. Ах да, тачки. Ящики перевозили на тачках. Ясно. Значит, у них ремонт. Они без конца ходили туда-сюда через сад, и так София, оставляя приоткрытым окно, смогла узнать их имена. Худой в черном – Марк. Медлительный блондин – Матиас. А в галстуке – Люсьен. Он даже дырки в стенах сверлил при галстуке. София поднесла руку к своему шейному платку. Что ж, у каждого свои причуды.
