– Ты ушиблась? Ушиблась? – подбежала к ней Митико. Тиё суетливо отряхивала пыль с платья гостьи.
– Негодный, скверный мальчишка! Подожди, подожди, я все скажу маме!
– Нюня!
– Погоди, погоди же! Испугался? Что, небось испугался?
– Ну и говори! Подумаешь! Нисколько даже не испугался!
Терпение Тэруко, как видно, окончательно лопнуло. С быстротой зайца она пустилась бежать по направлению к беседке, стоявшей на Холме Вишен.
– Тэруко-сан! Тэруко-сан! – Митико бросилась вдогонку, рукава ее кимоно развевались. Следом за Митико побежала и Тиё. За ними с встревоженным видом кинулся Нэд.
Сцена осталась за единственным актером – молодым барином.
– Нюня! – еще раз язвительно бросил он вслед убегавшим, а затем обескураженно почесал в затылке.
Впрочем, еще через минуту он лихо повернулся на каблуках и громко запел: «Мы – армия закона!»[102]
К югу от пруда на невысоком Вишневом Холме у самой воды, в снегопаде облетающих лепестков вишен, стояла крытая хворостом беседка, над входом в которую виднелась надпись «Беседка цветочных туч». Здесь, за вырезанным из древесного пня столом, на котором стояли чашечки с кофе, ваза с апельсинами и другое угощенье, в креслах, тоже вырезанных из пней и покрытых розовыми атласными подушками, за дружеской интимной беседой сидели две дамы.
Одна из них, по-видимому хозяйка, была очень красивая хрупкая женщина лет тридцати. Лицо ее, пожалуй, несколько чересчур бледное и правильное, в сочетании с усталым выражением глаз и худобой щек производило какое-то грустное впечатление. Что-то мрачное было во всем ее облике. Но это были лицо и облик родовой аристократки, унаследовавшей внешность хэйанских красавиц,[103] внешность, в которой при всем желании невозможно найти ни одной вульгарной и пошлой черточки. Ее черные как смоль волосы были убраны в небольшую прическу «марумагэ». Одета она была в шелковое кимоно серого цвета с тонким рисунком, изображавшим мелкую рябь на воде. Поверх него было накинуто другое кимоно, с набивным рисунком, повязанное поясом из скромной ткани «хонгоку». На черном шелковом хаори виднелись гербы в виде бабочек с поднятыми крыльями, из-под хаори чуть выглядывал ворот, тоже черный, с вышитым по шелку узором цветущей сливы. Обрамленный сиреневой каймой край кимоно плавными линиями спускался к земле, чуть приоткрывая садовую обувь из зеленоватого шелка.
Гостья была примерно одних лет с хозяйкой, может быть одним-двумя годами старше. На ней было визитное европейское платье, голубое с белым узором, украшенное брошкой в форме золотого цветка вишни на платиновой булавке. Шляпку она успела снять в доме, и ее голова с низко, по-европейски уложенным на затылке узлом волос была непокрыта. Европейского фасона зонтик стоял в углу беседки.
