– Тебе придется уйти, – повторил Бобо. – А раз так, то и без твоих англичан обойдемся как-нибудь. – Его пальцы выбивали нервную дробь на столе. По всему было видно, что он не решается выплеснуть еще какую-то гадость.
Моррис не отступал:
– Друг мой, я понимаю, что могу тебе не нравиться, однако с юридической точки зрения…
Бобо вдруг вскочил, опрокинув стул. В его движениях сквозили решимость и отчаяние. Рванувшись к шкафу гнетуще-серой расцветки, который Моррису особенно хотелось выкинуть на помойку, Цыплак нервно бросил:
– Я ведь еще не сказал тебе, почему оказался здесь ночью. – Я же не каждую ночь сюда таскаюсь, верно?
Наклонившись, он извлек еще одну папку из недр нижнего ящика.
Наконец-то до Морриса дошло: случилось нечто очень и очень серьезное. Это была не смутная тревога, но внезапная и полная убежденность. По спине прокатился жар. Запястья – в точности, – как вчера за обеденным столом – напряглись, словно связки вот-вот лопнут.
Бобо вернулся к столу и буркнул, не поднимая глаз:
– Стэн сказал вчера, что ты не ездил с ним в Турцию тем летом.
– Ну, так я же объяснил, что поехал сам.
Бобо как-то странно хрюкнул. Моррис наконец разглядел, что написано на перевернутой папке у него в руках. Жар вмиг перекинулся в озноб, затем, вернувшись, накрыл его с головой. МАССИМИНА ТРЕВИЗАН. Так нечестно! Бобо открыл папку.
– После того, как ты… э-э, так поспешно уехал, я спросил, когда он видел тебя на вокзале в Риме.
Моррис изобразил недоумение.
– Он сказал, это было где-то в конце июля. – Бобо вскинул голову.
Моррис оставался невозмутим.
– И что же?
– А то, что у меня есть запись в дневнике, который я вел тогда, о твоем звонке из Анкары второго августа. Больше чем через неделю после уплаты выкупа и всего за день до того, как Массимина пыталась поговорить с мамой, но звонок оборвался.
Возникла пауза, которую Моррис не стал заполнять. Он наспех оглядывал пробоины в корпусе судна. Можно ли их залатать, или пришло время снова отдаться на волю ветра и волн?
– Стэн сказал, что ты…
– Я не очень понимаю, в чем ты пытаешься меня обвинить. Как я сказал, в Турции я был один. Решив отвязаться от Стэна, сделал вид, что не еду вообще, чтобы не огорчать несчастного придурка. Что касается даты нашей римской встречи, не думаешь же ты, что такой кретин, как Стэн, способен запомнить день.
Бобо помолчал.
– Еще он сказал, что ты был не один. С какой-то девушкой, с которой раньше он видел тебя в Вероне.
Моррис понял, что пока ни слова из этого явно не дошло до ушей Антонеллы, иначе она не была бы так мила с ним сегодня утром.
