Морриса снова передернуло от пошлости происходящего, хоть за последнее время ему доводилось выслушивать и большую вульгарщину. К примеру, когда они с женой занимались любовью (что до сих пор ему скорее нравилось и порой даже заставляло удивляться, до чего он хорош в этом деле; только после неизменно накатывала тоска, торопливо гнавшая его под душ), – так вот, в такие минуты – Паола изрыгала лавину самых чудовищных непристойностей. Неужели кто-то может получать удовольствие от такой похабщины?
– Но, Паола, любовь моя, – запротестовал было Моррис (ему нравилось слышать, как он произносит эти слова), – мне всегда казалось, что ты так счастлива, так любишь свой дом и семью. Я помню, как пришел к вам в первый раз, – вы тогда с Антонеллой еще жаловались на плохие отметки Мими…
Паола буквально лопалась от смеха.
– Цирк! Бедняжка Мими была никчемной идиоткой. Я всегда знала, что она плохо кончит.
Нет, это невыносимо.
– Так ты не собираешься заниматься делом? – его слова словно вспороли мягкий полумрак супружеской спальни.
Паола фыркнула.
– Даже и не думала, дорогуша. Просто таскалась на экзамены, как все. Сам знаешь, как это бывает. До сих пор не пойму, почему Мими их так боялась.
Моррису удалось взять себя в руки, и он проговорил с неподдельной мягкостью:
– Ну хорошо, тогда давай заведем ребенка. Мне всегда хотелось иметь сына.
Но Паола снова захохотала.
– Nemmeno per sogno, Моррис! Как бы не так! Это еще подождет годочков пять-шесть.
– В таком случае, как ты собираешься дальше жить? Мы, по-моему, об этом так и не поговорили ни разу всерьез…
– Да просто отрываться на всю катушку. – Паола выдохнула колечко дыма и с лукавой усмешкой склонила голову к другому плечу. Ничего похожего на тот образ кроткой скорби, что привлек его на похоронах Мими. – У меня такое ощущение, будто я только сейчас и начинаю жить.
– А мне, значит, останется тянуть лямку на фирме?
– Так ты же этого сам хотел. Чуть не прыгал от радости, когда маму хватил инсульт.
Моррис молча смотрел на нее.
– Ну что, не желаешь воспользоваться приглашением? Тогда я пошла мыться. – Паола встала и, обойдя кровать, дернула мужа за нос. – Твой башка совсем дурна, мало-мало – понимать, – хихикнула она, перейдя на жаргон дикаря южных морей. И удалилась, демонстративно виляя задом в узеньких белых трусиках.
Моррис зажмурил глаза.
* * *
Немногим позже он вышел из ворот изысканного и чересчур дорогого, как опять подумалось, дома. Воздух холодил свежевыбритые щеки. Земля и все предметы под пологом серого тумана были подернуты инеем. Ровный ряд кипарисов застыл и побелел. Лавровые кусты у ограды покрылись крошечными сосульками. Моррис был из породы людей, что привыкли примечать подобные мелочи и радоваться им.
