Чинно села на бархатную лавку. Как бьется сердце! Сейчас придет барин, и надо бы унять это в груди – вдруг услышит? Как хорошо ей! Стало стыдно на миг, что забыла про матушку, братцев, про темную дымную избу... Кто-то идет! Он!
Но пришел Василий Вороблевский. Он куда-то спешил и не заметил, что с ней произошло и как она изменилась.
– Быстро, за мной!
– К барину, да? – спросила на бегу Параша.
– Почему к барину? Барин в Москву уехал. Поначалу тобой княгиня займется.
Досадно как! Почему они все ничего не хотят о ней знать?
Марфа Михайловна была совсем не похожа на барыню, да еще княгиню. Полная, немолодая, с круглым лицом и очень черными прямыми бровями, одевалась она небрежно. На старой вязаной кофте не хватало пуговицы. Но лакею она приказала твердо и по княжески властно отныне в покои к ней приносить не четыре, а шесть унций конфет.
– У меня воспитанница, – кивнула она в сторону Параши.
Княгиня... Глаза у нее темные, ласковые... Княгиня... А комнатка на антресолях маленькая и низенькая. Ни золота, ни лепнины. И свечи в подсвечники лакей вставляет обгорелые, вынутые из люстр.
– Ну, будешь меня слушаться?
– Как же иначе? Вы ж княгиня!
Большая грудь Марфы Михайловны заколыхалась от смеха.
– Меня здесь не больно чтут. Приживалка и есть приживалка. А что, слуги тебе уже насплетничали?
– Нет. Но если бы вы и не княгиня были... Я бы все равно вас слушаться стала.
Темные глаза внимательно взглянули на Парашу.
– Молодец. Умница. А ты на деревенскую совсем не похожа. Какая тоненькая. И... сообразительная. А я настоящая княгиня. Потому что царского рода, и фамилия моя – Долгорукая.
– Как у Наталии Борисовны?
– Э, да ты и о ней знаешь? Ее мужу я родственница дальняя, а вашему барину и вовсе седьмая вода на киселе.
Между тем лакей принес пышущий жаром небольшой самовар, блюдо с пряниками и вазочку с конфетами.
Марфа Михайловна протянула Параше леденец, пахнувший грушей:
– Ешь.
Параша зажала леденец в кулак:
– Я сестренке. Матреше. Она еще леденцов не пробовала.
– Ешь. Сестренку не скоро увидишь. Так вот... Княгиня-то я княгиня, но... Пустоцвет. Муж рано умер, детей нет. Наследство все супруг успел по миру пустить. Если бы не барин ваш, не знаю, что бы и делала. Хоть по миру иди...
– Барин-музыкант?
– Ты о молодом, что ли? При чем здесь молодой? Нет, не Николай. Петр Борисович. Но и Николай никого не обидит. Дай им Господь счастья. Я тебе все расскажу. С дворовыми не положено о господах, я вот молчу и молчу. А с тобой много говорить будем. Вот это знаешь что?
