Еще полгода назад в Ростове первый секретарь обкома, задержав Грекова после бюро, счел необходимым предупредить: «По вопросам переселения не очень на секретаря Истомина надейтесь, он больше любит себя за шевелюру дергать». И все же у Грекова не лежала душа проехать в станицу мимо райкома. В свое время ему пришлось побывать в шкуре секретаря, и теперь он мог воочию представить себе, сколько сразу свалилось на узкие плечи Истомина. От косовицы и сдачи зерна государству до переселения станиц и хуторов перед угрозой затопления водой. И справляться со всем этим надо было одновременно, все завязалось в один узел. Может быть, в еще более тугой, чем случалось на фронте. Никто райком не помилует ни за пшеницу, если она уйдет под воду, ни за те же мастерские МТС, если их тоже не успеют вывезти и смонтировать на новом месте. Даже по невиданному со времен войны движению на дорогах района можно было понять, как здесь взломалась жизнь. В одну сторону шли бензоцистерны, тракторы с прицепами, колонны автомашин с нашитыми на их борта досками, чтобы можно было побольше нагрузить зерна. В другую, вздымая тучи пыли, двигались стада коров и овец, конские табуны, телеги с перинами и узлами, со школьными партами и плетеными курятниками. Ехали и шли по дорогам и сбоку дорог пастухи и табунщики, женщины с детьми. Все здесь сдвинулось с места почти так же, как десять лет назад, когда и отступала к Волге, и вновь наступала от Волги армия – люди и покидали издревле обжитые места, и возвращались на пепелища. Только не слышно было теперь рева самолетов над головой и свиста фугасок, не вздымались над дорогами фонтаны взрывов. Но так же трепетали коршуны в знойном небе.
Внизу, под нависающей над Доном кручей, рассеяны были по степи покрашенные охрой, синькой, киноварью дома еще не сселившихся на новые места, но уже все больше теснимых водой станиц и хуторов, полевых бригадных станов и ферм. Светлую траву займища отчеркнула изумрудная темень пойменного леса. Уже сокрушительно он поредел, все шире раздвигались среди деревьев бело-розовые поляны свежих пней. В сверкающей пыльной тьме докорчевывали их там бульдозеры и другие могучие машины, выкапывая с узлами корней, выволакивая на буксирных тросах туда, где предавали огню останки невывезенного леса.
Доносимые оттуда с ветром запахи займища были подкрашены горечью. Выше пламени и дыма над пепелищами колыхалась несметная стая птиц, никак не смиряющихся с тем, что им, еще не поставив птенцов на крыло, уже надо было собираться в отлет.
