– Должно быть, гнев Господний постиг нас, после того как большинство людей племени перестало поминать Аллаха и стало удаляться от веры Ибрагима и его сыновей. А дед мой был человеком чистым и богобоязненным, верным и честным, отважным, мудрым и благородным…
Она замолчала, а потом вновь продолжила.
– Но дед совершил ошибку, когда взял в жены чужеземку, родившую ему моего отца. Говорили те, кто постарше годами, включая мать и отца, что польстился он на бабкину красоту, да смилуется над ней Аллах. Вот и не стал разбираться в ее корнях, а по корням всегда можно сказать, какими будут побеги. Унаследовал мой отец характер от родни по материнской, а не по отцовской линии, поэтому и опозорил он нас в своем последнем набеге, поэтому и был он человеком слабым и скупым, поэтому никогда в его голове не держались дела и мысли. Не достались ему благородные качества, которыми сполна был наделен мой дед. Характер отца моего, да будет Аллах к нему снисходителен, достался ему от материнской родни, и благородными качествами он оказался обделен. Поэтому-то и не искал он необходимых качеств в той, которую выбрал себе в жены. Женился он на матери моей, а она от матери и отца чужеземных, вот и пустилась она во все нелегкие с отверженным Иезекилем, потому что невдомек ей было, что у каждого человека должны быть качества, которыми его племя может гордиться. Не берегла она свою честь, потому что ведомо ей было, что ее род не придает значения тем ценностям, которые наше племя оберегает.
Горько вздохнув, продолжала она разговор с собой.
– Она чужая, она не одна из нас, пусть она и мать моя, все равно принадлежит она своему роду. А если так, то лучшие качества нашего племени должна сохранить в себе я. Она опозорила нас с отцом, но она не могла опозорить наше племя, ведь она чужой крови.
Мои же корни произрастают из этого племени, и люди его – мои люди. Если я позволю осрамить себя, тем самым я позволю осрамить их. В таком случае стану я в защиту чести моего рода и его людей и начну с того, что гордо отвергну все обольщения Иезекиля. Отомщу ему за слабость моей матери и постою за честь моего народа. Даже имя мое не останется прежним. Мать с отцом нарекли меня Ляззой, а имя это негоже носить славной и благородной девушке, поэтому отныне звать меня будут Нахва[20]. С этого и начну, но не теперь. Нельзя сейчас привлекать внимание Иезекиля, нельзя, чтобы он что-то заподозрил. Господи, что же делать с позором, который навлекла на нас моя мать? Лишь один Ты великий и всемогущий!
