– Это ты забыл.
– Я помню, как картошку на заминированном поле рыли, когда мать болела.
– Ну что ты сравниваешь…
Во двор вошли двое с гитарой. Они расположились в беседке, звякнула бутылка. Борис навел на них телескоп. Безусые парни, заросшие волосами, как снежные люди. Они отпили по очереди прямо из горлышка, и один из них запел:
Я икрою ей булки намазывал,
Я сморкался и плакал в кашне…
Голос был приятный, в нем звучали грусть и нежность.
– Брось, поздно, не выйдет уже… – перебил второй.
Парни взяли гитару, бутылку и побрели со двора.
– Серенада двадцатого века, – проворчал Борис. – Это они к Галке со второго этажа.
– Пап, – раздался шепот из комнаты. – А почему он сморкался в кашне? У него что, не было платка?
– Не было.
– А вот и неправда. Он сморкался в кашне, потому что блатной. Все блатные сморкаются куда попало.
– Я вот сейчас тебя выдеру.
– Пошли спать. Ты слишком устал. Завтра мы будем далеко.
Да, завтра они будут далеко. Самолетом до Краснодара, потом электричкой, потом попутной до подножия гор и затем сто километров пешком, через перевал, до самого моря… Столько лет они мечтали об этом походе…
* * *
– Эй, путешественники, завтракать!
Шторы уже раздвинуты, в окна бьет яркий солнечный свет. Значит, погода летная. В последнее время часто шли дожди, и их аэродром с грунтовой взлетной полосой, да к тому же расположенный почему-то в низине, сразу после сильного дождя превращался в болото.
Сегодня Рая встала рано, успела прибрать в комнате и вычистить половики. С кухни доносился грохот посуды, звуки льющейся воды. Пахло свежим бортом.
– Мальчики! Быстро кушать борщ, а то опоздаете!
Игорь Кутищев, длинный, горбоносый и лысый, подтянул ремнем брюки, деликатно покашливая и, стараясь ступать неслышно, прошел на кухню умываться; он чувствовал себя виноватым перед женой Бориса, так как был инициатором этой затеи, семь лет настаивал в письмах и вот наконец добился своего и увозит друга от семьи на целый месяц.
Глорский и Кутищев познакомились в редакции одного столичного журнала: оба принесли в отдел прозы свои рассказы. Рассказы Кутищева забраковали сразу и бесповоротно. Полный, мучившийся от жары человек сказал ему, что рассказы его, Игоря Кутищева, не несут ничего нового, что они – бледная копия того, что уже было написано другими.
– Значит, надо бросать? – уныло задал Игорь вопрос, который всегда задают в таких случаях.
Полный человек вытер пот зажатым в кулак платком и пожал плечами.
