Полынь и порох | страница 24



«Мне же все равно в центр, – убеждала себя Ульяна. – Пройдусь по Московской, публику посмотрю, наряд новый пригуляю… На улице не холодно…»

А еще завораживала возможность в воскресный день встретить подружек: «Они же попадают от зависти!»

– Хорошо, – скромно опустив глаза, сказала девушка и тут же поставила условие:

– Но только недолго, часика два.

«Жеманится», – подумал Валерьян, хорошо разбиравшийся, как он считал, в выкрутасах женского пола. И, улыбнувшись, произнес:

– Как скажете, Уленька. Сегодня вы – мое высшее командование.

В центре было людно. Всюду расхаживали парочки. По мостовым резво катили пролетки и проносились авто с пахнущими одеколоном и коньяком высшими чинами. У театральных афиш собирались компании. Покидая парикмахерские, хлопая друг друга по плечу, капитаны, ротмистры и подполковники погружались в натопленные недра борделей.

Город жил как в дурмане. Дух разочарования и преступной беспечности витал над Новочеркасском. Ресторанная жизнь кипела, гостиницы были переполнены, а к надоевшим воззваниям о помощи партизанам гуляющая по Московской улице публика относилась безучастно. Днем расфуфыренный Новочеркасск надувал щеки. По ночам же на окраинах лютовали бандиты, которых казаки при поимке вешали на столбах. Но это мало помогало.

Уля, взволнованная тем, что пойдет гулять под ручку с кавалером-военным, принарядилась. Бежевое манто отлично гармонировало со светло-русыми, убранными в толстую косу волосами, норковыми муфтой и бояркой, подчеркивая глубину виноградных, с задорными зелеными искорками глаз.

Вне общества Улиных родителей Ступичев оказался остроумным, занятным собеседником. Галантно держа руку кренделем и легко подстраиваясь под ее шаг, Валерьян рассказывал о Петербурге. То, что какое-то время подъесаул служил в столице, делало его в глазах девушки обладателем богатства, которое, сколько ни трать, израсходовать невозможно. Невский проспект, Мойка, Фонтанка, Адмиралтейская набережная, Императорский флот – эти названия будили романтические грезы, заставляя сердце ныть сладкой завистью. «Мечтательной барышне», как поддразнивал Улю отец, всегда до смерти хотелось занять место салонных красавиц на картинках столичных журналов, подшивки которых они с подружками залистывали до дыр.

Узнав, что девушка обожает театр, кавалер-военный поспешил показать себя знатоком театральных постановок. Обсуждения известных пьес и актерской игры заняли у парочки половину обратного пути.