Уля сидела на подводе рядом с отцом и матерью. На отца было страшно смотреть. Осунувшийся и посеревший от недосыпа и волнений, он то и дело оглядывался на кресты Вознесенского собора. В слезящихся глазах этого штатского человека, последние три дня только и делавшего, что отдававшего команды, застыло удивление. Доктор словно вопрошал: «Зачем же все было? Отчего люди все бросают, отправляясь в стылую неизвестность? Ведь сейчас даже не лето!»
Его жена, уткнувшись в воротник пальто, молча плакала.
К вокзалу, где сухо хлопали винтовочные выстрелы, пробежали юнкера и студенты. Уля успела заметить: ни Алексея, ни его друзей среди них не было.
«Ну и слава Богу, – подумала она, – может, они уже Тузлов перешли».
Вчера в лазарете, во время короткой передышки, уронив голову на руки, она заснула. Ей приснился Алешка. Юноша лучезарно улыбался и настойчиво приглашал ее на вальс. Почему-то он был одет в парадный белый офицерский мундир с эполетами и аксельбантами. Уля еще хотела спросить у Анюты – Серегиной сестры, решительно определившейся к ним в санитарки, к добру ли снятся белые одежды. Но не успела. Привезли двух партизан-гимназистов, совсем еще мальчишек, раненных в бою с шахтерами. Оба были тяжелые. Один умер, так и не придя в сознание, другому отрезали раздробленную снарядом руку. Даже бой-баба Анюта не выдержала и разревелась. Уля тоже отчаянно плакала. Видя весь этот ужас, она не могла не думать об Алексее.
Утром того же дня он забегал к ним – расхристанный и румяный от спешки – торопился на телефонный узел. Уля принесла ему стакан воды, а он взял и вытащил из-за пазухи три нераспустившихся тюльпана.
– Вам. Первые в этом году.
Она чуть не задохнулась от восторга. Наверное, так не стоило вести себя воспитанной девушке, по крайней мере, в первый раз. Но…
– Давайте быстрее! – крикнул ее отцу какой-то офицер, показывая рукой в сторону переулка. – Лучше там проехать, а то справа б…ое быдло все простреливает. По чердакам расселись, ублюдки!
Бросив на нее невеселый взгляд, офицер извинился:
– Простите, барышня!
Уля хотела ему улыбнуться, но ничего не получилось.
Когда их обоз миновал переправу и пошел по степи вместе с другими разрозненными группами офицеров, партизан и беженцев, телегу нагнал тарантас интендантского взвода. На козлах сидел Женька – еще один Алешкин однокашник. Позади него находилась груда ящиков, подле них – какой-то капитан. Увидев Ульяну, неунывающий Женька расплылся в улыбке:
