Сегодня у авангардиста Матюшкина соберутся интересные люди, вспомнил Колотов. Споры, разговоры, смех, вкусные напитки, влажная духота, и завлекательная дикторша по левую руку, рядом, вплотную, можно ласково коснуться невзначай…
Колотов провел по лицу ладонью, усмехнулся, повернулся к Маратову:
– Интересная у вас жизнь, Андрей Семенович, выставки, вернисажи, премьеры, банкеты, много знакомств, много замечательных людей вокруг…
– Неплохая жизнь. – Угрюмый художник стоял у окна, скрестив на груди руки. – Да не вам судить.
– Но много и случайных знакомств. – Колотов не реагировал на такие нехорошие слова. – Кто-то подошел в ресторане, кого-то привели в мастерскую друзья. Так?
Художник молчал, неприязненно глядя на Колотова.
– И разные бывают эти знакомые, и плохие, и не очень, честные и нечестные, – с простодушной улыбкой продолжал Колотов. – Всем в душу-то не влезешь.
– Что вы хотите? – нетерпеливо спросил Маратов,
– Помогите нам. Вспомните одного занятного человечка. Лет сорока пяти – пятидесяти, высокий, дородный, радушный, хорошо одевается, ходит вальяжно, глаза серые, нос прямой, чуть прижатый внизу, зовут, по-моему, Василий Никанорович, иногда кличут… Стилет.
Маратов покрутил головой.
– Не знаете? – уточнил Колотов.
Художник опять покрутил головой, разжал руки и, тщательно послюнявив палец, стал стирать пятно охры, въевшейся в свитер, видать, не один год назад.
– У меня есть человек, – сказал Колотов, разглядывая городские пейзажики, развешанные на стенах, – который подтвердит, что видел вас вдвоем. Два раза.
– Да мало ли их, с кем я встречаюсь! – опять взъярился Маратов. Седые волосы встопорщились на висках. – Пети, Саши, Мани…
– Я про это и говорю. – Колотое сделал наивное лицо и заговорил с художником, как с дитем. – Вспомните, вспомните… – Он указал на дверь, расположенную напротив входной. – Что там?
– Рабочее, так сказать, помещение, – словно декламируя стихи на торжественном вечере в День милиции, проговорил Скворцов. – Прибежище, так сказать, творца. Короче говоря, мастерская. Скульптуры, картины, мольберты и кисти…
Колотов посмотрел на дверь, потом на Скворцова, потом опять на дверь. Скворцов хмыкнул.
– Пойдем понаслаждаемся, – сказал он Лаптеву.
– Доброе помещение, – заметил Колотов, повернувшись к художнику. – Вторая квартира. Не многовато, а? На одного?
– Не понял?! – вскинул голову Маратов. – Я по закону. От исполкома. Мне положено. За свои деньги!
– Притон, – коротко квалифицировал Колотов и кивнул на грязный стол.
