– Попал парень в лапы зверю, – тихо сказал Шикунов.
– Свидетелей Гонта не оставит, по волчьей повадке, – согласился Прончихин.
Сержант прошел по траве вперед и снова склонился над примятой травой.
– Живой, – неожиданно выдохнул он.
– Кто? – не понял Крайков.
– Мальчонка, видите, опять сам пошел. Гонта, видимо, нес его. Тяжеловато пришлось, вот он и погнал мальца вперед. Только зачем? Ведь он его связывает, мешает идти быстро.
– Тоже не пойму, – отозвался Крайков.
След Гонты нырял в цепкие кустарники, терялся в болотах, снова появлялся, обходил страшные топи, полз ужом под завалами, затем вновь уводил в болота и колючие кустарники.
День трудного пути по скользким зарослям, по трясине обозначала кривая линия, которую лейтенант Крайков нарисовал на карте.
В середине леса стояла сонная тишина. Где-то вверху, за переплетением крон буков просвечивала голубизна неба.
Был тот час дня, когда солнце медленно начинало скатываться за горизонт, и тени робко ложились на землю. Впереди в зеленоватой дымке испарений блеснуло болото – самый глухой участок границы.
Болото наглухо отгородилось от леса черной густой осокой.
Вырезав длинный шест, Прончихин ступил на первую кочку, которая тотчас ушла из-под ног. Сержант провалился по пояс, но достал дно и двинулся дальше, нащупывая шестом безопасные места. Пограничники гуськом шли за ним.
Несколько раз Прончихин заходил в такую топь, откуда продвинуться вперед было невозможно. Приходилось огибать ее и искать другой путь. Крайков смотрел в спину Прончихина и удивлялся его выносливости. Лейтенант чувствовал, что еще километр такого пути – и он упадет в черную жижу, сраженный неимоверной усталостью и дурманящими болотными испарениями.
Шикунов и Гольцев чувствовали себя не лучше – они несли на плечах собак.
Наконец сержант ступил на твердую почву. Выбравшись на берег, пограничники в изнеможении опустились на траву. Все вокруг покрылось голубоватым пеплом сумерек. Деревья притихли, и воздух заметно отяжелел. По черной воде протянулась, трепеща и переливаясь, золотая струя света.
Крайков отдал Шикунову очередной текст радиограммы. Прончихин взял Альту и двинулся вдоль зарослей осоки в надежде обнаружить след. Раскрыв на колене планшетку, лейтенант отмеривал последнее отклонение, чтобы с точностью нанести на карту это мрачное место.
Что творилось в душе у него? Крайков и сам бы, вероятно, не ответил на этот вопрос. Все прошлые впечатления, механически отмеченные памятью, исчезли, уступили место главному, ради чего был проделан столь опасный и долгий маршрут. Он жил поиском и думал только о нем.
