Скорее всего, лагерь этот был временный, служил пересылочным пунктом. Сейчас он горел.
Эсэсовцы стояли у ворот, подняв воротники прорезиненных плащей и наблюдая за пожаром. В стороне у дороги, возле одинокой сосны, притулились два мотоцикла.
– Разрешите, товарищ капитан, я их одной очередью, – прошептал Петухов.
– Чуть позже, – откликнулся Тасманов, – а сейчас послушаем.
Капитану хотелось проследить путь эсэсовцев от ворот до сосны, где стояли мотоциклы, – оставили же они себе тропу через минное поле.
И вдруг сквозь треск горящего дерева Тасманов услышал слабые нестройные крики.
– Пацаны там, товарищ капитан, – захлебнулся полукриком Кудря, – послушайте-ко... Сгорят...
– Да. Ребятишки, – сказал старшина. – И ничего не сделаешь, все подходы заминированы...
– Кроме одного, старшина... – Капитан сказал это сквозь зубы. Рыжиков покосился на Тасманова. – Смотри, – сказал капитан.
Эсэсовцы гуськом пошли от ворот, след в след. Последний остановился, когда была пройдена половина пути. Тускло блеснул корпус противопехотной мины – немец достал ее из-за пазухи, положил в заранее подготовленную лунку и прикрыл куском дерна. Отряхнул руки. И осторожно зашагал к сосне, низко опустив голову, видимо, высматривая едва приметные знаки, обозначавшие безопасную тропу.
Четверо уже подходили к мотоциклам.
– Петухов... Струткис, – шепнул капитан и кивнул Рыжикову. Это означало, что старшине достался немец, идущий последним.
Три длинные очереди почти одновременно распороли тяжелый влажный воздух. И настала тишина. Эсэсовцы лежали в неудобных позах там, где их застигла смерть.
Тасманов встал и тут встретился глазами с Кудрей. И вздрогнул. Они кричали, эти глаза, – столько мольбы и отчаяния было в них. Капитан сказал, как выстрелил:
– Иди... Ворота лимонкой...
И Тихон медленно двинулся вперед, обходя убитых эсэсовцев, так же внимательно глядя себе под ноги, как это делал последний немец сапер.
Падал тяжелый, как ртуть, дождь. Облитые, соляркой, тускло горели бараки – теперь в них никто не кричал. И среди множества упрятанных в землю смертей шел лопоухий, похожий издали на мальчишку человек – Тихон Кудря, не привыкший еще к жестокостям войны, не состоявшийся пока солдат. Каждый свой шаг он отмечал автоматным патроном, бросая его в собственный след. Вдавливая патроны в землю бутсами, шагали за Кудрей разведчики.
Текло время. И каждый ощущал его спрессованную плотность. Капитан думал о том, что нарушает все свои заповеди и законы, по которым воевал до сих пор. В другое бы время, да не будь Тихона, он, Тасманов, уже мчался бы на трофейном мотоцикле по старому грейдеру, как птица, вырвавшаяся из клетки. Теперь же все осложнялось.
