– Я – твой друг.
Надо было, чтобы снарк поверил ему, но прежде всего он и сам должен был верить в это. Ведь снарк не способен прямо воспринять мысль. Он разом ощущал всю личность, и, будь у человека хоть какая-то раздвоенность, снарк безжалостно уничтожил бы его.
Печаль исчезла, уступив место горячей всепожирающей ненависти и удивлению.
– Можешь убить меня, – сформулировал мысль Мека, – но тогда ты станешь еще более одинок.
Это было истиной и для Мека, а потому снарк поверил.
Ненависть не исчезла, но и не поглотила его. Это уже было большой победой. Тогда он попытался проникнуть сквозь щели сознания к истокам ненависти, чтобы понять ее природу. Он ощущал ярость хищника, запертою в клетке, волка, прикованного к цепи. Снарку виделись сияющие дали, населенные собратьями. Но, возможно, он считал эти места недостижимыми, возможно, перед ним воздвигли барьер, ибо он даже не пытался отправиться на их поиски.
Ришар Мека подавил в себе ощущение триумфа. Если ему удастся отыскать, что мешает снарку выйти на звездные пути, если он снимет невидимый барьер, левиафан развернется и, забыв о бессмысленном самоубийстве, отправится на поиски далеких звездных прерий своей мечты. Где-то в равнодушной памяти снарка должны были, словно призраки, бродить воспоминания вожака. Отправиться на их поиски было опасным замыслом, своего рода сошествием в ад, где можно лицом к лицу столкнуться со смертью, но иного пути не было. Он проник в лабиринт и двинулся вспять по ступеням времени. Он читал душу снарка, словно перелистывал толстенную книгу. Он обнаружил следы крушения – бесплодные вопли, воспоминания, похожие на тончайшую радужную пленку, несостоявшиеся завещания, осколки детства, обломки страстей, уравнения, приказы, сгустки ужаса. Он отыскал то, что хотел найти. За несколько мгновений до катастрофы вожак обнаружил тягу биоскона к независимости и оценил глубину пропасти, отделявшую его от остальных искусственных животных. И здесь он допустил ошибку. Вожак попытался урезонить снарка. Он объяснил ему, что других подобных ему существ нет и что бегство бессмысленно. Но на пороге неизбежной смерти вожак наспех, опасаясь, что снарк скроется и станет неким демоном пространства, поставил перед ним запретный барьер. Он убедил снарка, что любое движение прочь из системы только усилит его одиночество. Вожак воспользовался этой истиной, как хлыстом.
Вот почему снарк двигался внутрь системы, к солнцу.
Вожак сделал все, что мог, что знал. Он отказал снарку в праве на существование. То был пример высокого самоотречения, но оно оказалось бесполезным и опасным.
