«Он уже не обернется, – с горечью подумала Зарема. – Сейчас он занят обзором приборной доски, взлетной полосы и ни за что уже не обернется». Но она ошиблась. Уже находясь на взлетной полосе, Демин распахнул над собой фонарь, быстро привстал на сиденье и помахал издали рукой в черной краге. А потом штурмовик долго бежал по широкой грунтовой полосе, будто никак не хотел от нее оторваться. Прежде чем лечь на курс, он по традиции на бреющем прошел над самым центром аэродрома.
Это Ветлугин завел такой порядок. Если экипажи уходили на особенно сложное задание либо возвращались из боя, сделав что-то необыкновенное, они имели право пройти на бреющем.
У Заремы всегда рождалось радостное чувство гордости, если видела она низко-низко над собой широкие распластанные крылья летящего ИЛ а, тонкие стволы пулеметов и пушек, пилотскую кабину, сверкающую в солнечных лучах, и, самое главное, слышала рев мотора, басовитым водопадом низвергающийся на землю рев, от которого вибрировало все вокруг и долго – долго раскалывался воздух. Всегда так было. Но сейчас и лихой бреющий полет не мог развеять чувства тревоги. Она стояла на опустевшей стоянке, вглядываясь в горизонт на западе. Там, за горизонтом, далеко-далеко едва слышно погромыхивала канонада, а на их полевом аэродроме было тихо, спокойно. Над землянкой полкового КП от ветра крутился жестяной флюгер, на радиостанции устанавливали связь с улетевшим экипажем, и чей-то хрипловатый голос повторял позывные аэродрома, в штабе фронта кто-то принимал первое донесение о вылете на разведку обороны Зееловских высот «тринадцатой».
Зара стояла на опустевшей стоянке до тех пор, пока не почувствовала на плече тяжелую, заскорузлую руку.
– Горюешь, дочка? – словно издалека донесся до нее спокойный басок. – Ты не тово… не растравляй себя думами. Все должно в полном порядке завершиться. Как в авиации.
– Спасибо, Василий Пахомович, – встрепенулась она, – вы всегда умеете вовремя доброе слово вставить. Спасибо, родной. А как вы думаете, задание это не очень опасное?
– Да ведь как тебе сказать, дочка, – неопределенно вздохнул «папаша» Заморин. – Разведка, она и есть разведка. И ты это не хуже меня знаешь. Сама по себе разведка с воздуха – она еще ничего, но вот фотографирование…
– А что фотографирование?
«Папаша» Заморин достал кисет, свернул «козью ножку» из последнего номера фронтовой газеты. На ее отрывке из названия «Бей врага» осталось лишь «ага».
Отвернувшись от Магомедовой, он стрельнул в небо седоватым облаком едкого дыма, не торопясь молвил:
