После чего отключила телефон, заперла дверь на два оборота и накинула цепочку. Вот теперь можно заняться моим злосчастным гостем, отшельником в скверно побитом костюме.
– Как я рада, что вы пришли, – сказала я, провожая его к окну, к двум стульям возле тележки, на которой привезли завтрак; но, произнося эти слова, я почуяла запах. Капуста, сыр, абрикосовый джем и еще что-то неуловимое, но явно туземное. Тут уж не до любезности – под действием влаги драгоценный костюм испускал омерзительную вонь. Меня бы спас «Викс», хотя на самом деле я не нуждалась в ментоловых препаратах, просто чужеродные запахи вызывали у меня легкую истерию.
– Досталось вашему костюму, – посочувствовала я.
– Бывало и хуже, мем.
Я припомнила батик, купленный на Бату-роуд. Вообще-то он предназначался в подарок моей Аннабель, но пока что мог послужить Кристоферу Чаббу.
– Снимайте костюм, – велела я.
Он попятился, отмахиваясь обеими руками.
– Нет, нет, слишком стар.
Боюсь, я поморщилась. Наверное, открыла окно. Так или иначе, к стыду моему, я дала Чаббу понять.
– Мне очень жаль, – пробормотал он.
Как я ни сочувствовала ему, костюм следовало отправить в чистку.
– Он плохо пахнет, да?
– Жаль, что батик не слишком красивый, – сказала я, заполняя квитанцию.
– Мой костюм воняет, – настаивал он. – В этом все дело?
– Что делать – промок, – ответила я, – однако надо сдать его в чистку до десяти, и тогда вам вернут его перед уходом.
Горестно кивая, он удалился в ванную с батиком и мешком для грязного белья.
Он сел, скукожившись, перед тележкой с завтраком и молча предъявил рукопись – как я тогда подумала, полный свод «Маккоркла». Словно пожитки бедняка, рукопись была упакована в два пластиковых пакета, внутри синий, снаружи белый, и обклеена тремя широкими полосами изоленты. Чабб поморгал:
– Слейтер считает меня опасным?
– Нет, – ответила я.
Я хотела попросить разрешения прочесть стихи, но когда Чабб кокетливо отодвинул сверток, я передумала: раскрыла записную книжку и стала расспрашивать, как и отчего погиб молодой редактор.
– Спросите его друзей, – резко возразил Чабб. – Они утверждают, будто Вайсс повесился. Никто не сомневается. Спросите полицию – вам скажут, что он свалился с табурета. – Он выдержал паузу. – Ручка у Вас при себе?
И лишь когда я сняла колпачок, он пустился рассказывать о том, как угрюмым дождливым днем стоял на похоронах Вайсса. Он не мог уклониться: хотя, вполне вероятно, его ждали оскорбления, а может, и рукоприкладство, не прийти на похороны – значило сделаться парией навсегда.
