Все это не могло не отложиться в моем сознании, не вызвать некоторое разочарование, не поколебать в какой-то степени мою веру в чистоту того движения, которому я посвятил свою жизнь.
Светлой точкой в моей памяти осталось собрание Замоскворецкого партийного актива, состоявшееся в колонном зале нашего института вскоре после моего поступления на учебу. Мне удалось присутствовать на этом собрании и впервые услышать доклад Л.Д.Троцкого. Услышать Ленина и Троцкого было моей давнишней мечтой.
Доклад Троцкого произвел на меня огромное впечатление, и еще большее сам Троцкий и устроенная ему встреча. Это была действительно овация, и длилась она не менее десяти минут. Председательствовавшая Землячка металась за столом, воздевала руки и кричала:
– Товарищи! Дадим мы, наконец, говорить товарищу Троцкому?
– Дадим! Дадим! – кричали ей в ответ собравшиеся и продолжали аплодировать.
Троцкий поднял руку, требуя внимания, но аплодисменты долго не стихали. Это было подлинно стихийное проявление чувств. Помню это и по себе. И по окончании доклада тоже долго гремела буря аплодисментов.
7. Внутрипартийные разногласия
В конце ноября 1923 года началась внутрипартийная дискуссия. Положение в стране было сложное, республика вышла из войны в состоянии разрухи. Почти восемь лет сначала империалистической, потом гражданской войны обессилили, разорили и истощили рабочий класс и крестьянство. Материальная база была подорвана, восстанавливать крупную государственную промышленность, не имея опыта управления, было нелегко. Не хватало и кадров: значительная часть передовых рабочих, потомственных пролетариев во время гражданской войны ушли в красную армию. Многие из них погибли, другие выдвинулись на руководящую работу. На смену им пришла молодежь, преимущественно из деревни, без квалификации и без пролетарских традиций.
Крупная промышленность восстанавливалась туго, медленно. Более поворотливыми оказались в условиях НЭПа мелкая промышленность и розничная торговля, в массе своей находившаяся в руках частников – так называемых «нэпманов». Еще быстрее поднималось мелкое крестьянское хозяйство. Освобожденные от поборов и мобилизации, крестьяне жадно схватились за землю.
И очень скоро командные высоты в деревне стал занимать кулак. Через подставных лиц он проникал в кооперацию, прибирал к рукам мельницы, розничную торговлю, и стал подчинять своему влиянию бедноту и середняков. Роль кулака была неизмеримо большей, чем его удельный вес в деревне.
