Он: Я не понимаю, как Ронтпигиан может говорить о благородстве и великодушии отца, в то время как мать, прожившая с ним столько лет, считает его чудовищем? И я не понимаю, как Ронтпигиан мог себе позволить всю эту чушь про юэлей и прозов?
Она: Да, ты такой же, как он, два сапога пара. Один кроет юэлей на чем свет стоит, другой ему возражает, я, видите ли, сам юэль – блестящая аргументация будущего аса алгебраической геометрии! Один говорит, я его знал, он хороший, а другой – мать-то его лучше знает, он – плохой. Прямо как в первом классе школы для умственно отсталых.
Он: Но должна же быть где-то… правда?
Она: Выжал из себя все-таки. Правда! Ты, наверное, первый раз в жизни это слово произнес. Тебе бы потренироваться еще, а то у тебя с юэльским акцентом получается пыавда. Но если оставить фонетику в стороне, то и прозам, и юэлям лучше вообще это слово оставить в покое. Они привыкли столетиями не то что врать, а настаивать на половине правды, каждый на своей, потом половина превращается в четверть, в одну восьмую и так далее. Поэтому, наверное, мы так хорошо считаем и математика у нас такая прекрасная.
Он: Послушай, а ты всегда всех вот так ебешь, или это на тебя ронтпигиановский семинар так действует?
Она: Смотри как заговорил! Вопрос за вопросом, так ты скоро до аттестата дефективной зрелости дойдешь, в той самой школе для умственно отсталых. Давай поедим где-нибудь.
После ужина они поехали к ней, полночи целовались и ласкали друг друга. Поколебавшись, он решил не выходить из своего более чем годичного воздержания, но под утро все-таки выеб ее. Они долго пили кофе и Зани – так звали девушку – уговорила пойти вместе с ней на семинар Мниана. Это – как выход в математический свет, объясняла она. У Ронтпигиана – сила, лобовая атака, чистый результат. На мниановском семинаре каждый ход выточен из слоновой кости.
Просторная аудитория с высокими окнами и белыми досками на каждой стене была до отказа набита до отвращения одаренными юэльскими мальчиками, толстыми и худыми, бледными и румяными, веселыми и сдержанными, знавшими все на свете спереди назад и сзади наперед. Никогда до того столица Империи не видела такой выставки юэльского интеллектуального превосходства – и не увидит, потому что ее самой очень скоро не будет. Они сидели на полу, и он не выпускал ее руку из своей, боясь, что, раз лишившись ее прикосновения, в мгновение потеряет все – семинар, Мниана, но главное – ее саму. В перерыве изящный, худой Мниан поклонился Зани и, протянув ему руку, сказал: «Здравствуйте, Скела, я прочел в «Итогах» вашу с Сенемом задачку. Очень мило и четко. Буду счастлив вас видеть на нашем семинаре».
