* * *
Воздух был теплым, и даже в предгорьях суровых Гален свежая зелень травы кое-где смягчала резкие контуры склонов, а первые брызги крохотных белых и пурпурных цветов украсили извилистую тропу. Переливчатое сопрано Кары делало картину еще более привлекательной. Дракониха-бард, принявшая очаровательный человеческий облик, ехала верхом на белой кобыле, ее серебристо-белые волосы блестели в солнечных лучах. Она пела трогательную песню о любви, потерянной, но, в конце концов, вновь обретенной.
Как часто бывало, во всей приятности происходящего Дорну чудилась насмешка. А почему бы и нет? Ведь чистая правда, что дело, как обычно, вышло дрянь. Он, Кара, Рэрун и Шатулио планировали быстро добраться до места, но необходимость скрываться от взбесившихся драконов вынудила их забраться севернее, отклоняясь от намеченного маршрута и от цели. Более того, полуголем подозревал, что они заблудились, несмотря на сверхъестественное чувство направления Рэруна и уверения Кары, будто она хорошо знает Галены.
Настроение его было настолько мрачным, что он едва не сказал девушке, чтобы та попридержала язык. Еще совсем недавно, он бы так и сделал, особенно потому, что на самом деле она была драконом. В конце, концов, он ненавидел драконов десятилетиями и, конечно, по-прежнему презирал их. Но с тех пор как он встретил Кару, ненависть порой ослабевала, бывали моменты, когда его отношение к змеям вообще казалось ему ошибкой и несправедливостью. Ему было страшно представить, что вдруг однажды он совсем потеряет ее. Его ненависть – это он сам. И тут Шатулио прошипел:
– Хватит!
Медный дракон хоть и не мог менять облик, как Кара, но был мастером иллюзий и сейчас изображал огромного, до смешного уродливого, с прогнутой спиной, косоглазого, покрытого паршой пегого жеребца, на котором ехал Дорн. Ни одна настоящая лошадь, даже самая сильная, не смогла бы долго нести могучее тело полуголема с его волшебными протезами вверх и вниз по крутым тропам.
Все удивленно уставились на медного. Дорн запоздало сообразил, что, поддавшись отвратительному настроению, не заметил, что Шатулио уже несколько часов не отпускал шуток и не устраивал озорных проделок. Это, вкупе с проявлением раздражительности, было поводом для размышлений.
– Тебя что, бешенство одолевает? – спросил Рэрун, восседающий на косматом коричневом пони. Как всегда, трудно было сказать, где кончаются длинные белые волосы и борода приземистого арктического карлика и начинается мех его туники из шкуры белого медведя. Его кожа, не укрытая одеждой, шелушилась и была обожжена солнцем до красноты. Для человека это было бы мучительно, но ему не причиняло абсолютно никаких неудобств.
