— Дюшен.
Больше никакого внимания на Андрея гость не обращал, как будто пришел не хозяин квартиры, а совершенно посторонний, помешавший серьезному разговору.
— А по-моему, Мартынов, ты договора просто не читал, — говорил он яростно, — ты не вник в него: посмотрел, и все.
Шрам у него задергался.
Андрей понял, что гость спорит с отцом по поводу Брестского договора.
— Ну, если ты прочел, как надо, тогда должен знать, что немцы оставляют за собой Польшу, Эстонию, Латвию, Литву…
— Знаю.
— Рижский залив у немцев. Рига у немцев. Либава и Виндава тоже у них. Все, за что Россия пролила столько крови, все, при этом совершенно добровольно, твой Ленин отдает немцам. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Понимаю.
— Поразительно! Человеку наступают на мозоль, а он говорит мерси! Армии у России быть не должно! Украина отходит от России и становится «территорией», слышишь — территорией в кавычках, зависимой от Германии. Ты и это понимаешь?
— Понимаю.
Дюшен тыкал пальцем в бумажки, лежавшие на столе:
— Батум отдать туркам. Военные корабли Черноморского флота разоружить!
— Не только Черноморского. Все военные корабли.
Дюшен подозрительно посмотрел на Михаила Ивановича: «Что он — издевается? Не понимает ни черта, что происходит?» Стукнул огромным кулаком по столу:
— Все, что делали для русской славы Ушаков, Нахимов, Макаров, — все к черту! По-моему, вы с вашим Лениным просто сумасшедшие. Прочти хотя бы вот этот пункт: «Россия прекращает всякую агитацию или пропаганду против правительства или общественных учреждений Украинской народной республики». И это по поручению Ленина подписывают! Как это назвать?
Мартынов рассмеялся:
— А ты все такой же! Помнишь, в Манзурке становой Витковский запретил нам участвовать в кассе взаимопомощи. И ты, один из всех ссыльных, его послушал.
— Ну и что? Я дисциплинированный человек.
— Так вот, Дюшен, запомни, мы, большевики, в отношениях со становыми, жандармами не были дисциплинированными. Они запрещали говорить правду народу, а мы говорили и кое-чего, как видишь, этим добились… Немцы запрещают нам вести агитацию и пропаганду на Украине, а мы будем говорить правду народу и опять добьемся…
— Позорный, ужасный мир! Помяни меня — от России скоро останется Москва, да еще Рязанская, Нижегородская, Владимирская губернии и твой любимый Иваново-Вознесенск.
— Неплохой город, — шутливо сказал отец, — ладно, хватит спорить. Давай ужинать.
Дюшен тоскливо посмотрел на Михаила Ивановича:
