Вернувшись в гостиную, она увидела, что Джастин вприпрыжку удаляется вверх по лестнице, и отправилась гасить свет во всем доме – но, вопреки своему обыкновению, оставила в нескольких комнатах горящие лампы. Верхнюю дверь она решительно заперла на задвижку. Если Агнес явится поздно (или вообще явится), то без малейших колебаний начнет трезвонить в дверь до тех пор, пока Эмми не проснется. Ну, а Джастин всегда спит безмятежным сном младенца.
Наконец, точно в спасительную гавань, Эмми вошла в собственную комнату. Она огляделась – и вспомнила, как после прогулки с Ди по магазинам вернулась сюда, сняла перчатки и надела новые, чтобы идти на собрание... Неужели это было только сегодня?! Неужели всего несколько часов назад она просматривала письма, лежащие теперь на столике у шезлонга, рядом с серебряным ножом для бумаги?.. Знать бы, чем кончилось собрание, мельком подумала она. Затем мысли ее вновь обратились к Джастину. Нужно завтра же расплатиться с ростовщиком! Правда, Эмми не знала, как нужно разговаривать с ростовщиками, но убедила себя, что это совсем не сложно.
Она пыталась уснуть и не думать об убийстве Гила Сэнфорда; но дневные события снова и снова вставали у нее перед глазами. Тогда Эмми решила вспомнить, что ей вообще известно о Гиле.
Ей казалось, что она знает о нем довольно много; но когда она попыталась разложить эти знания по полочкам, оказалось, что раскладывать-то и нечего. Гил всего-навсего принадлежал к тому же кругу, что и она. Как и когда Гил вошел в этот круг, она не могла припомнить. Кажется, он окончил колледж – где? какой? – и имел собственное дело. Гил был архитектором, но, похоже, не слишком процветающим: у него всегда было полно свободного времени. Эмми никогда не слышала, чтобы Гил был богат; следовательно, рассудила она, он зарабатывал ровно столько, сколько требовалось для поддержания образа жизни бонвивана. Сэнфорда знали все, но Эмми не помнила, чтобы у него был хотя бы один близкий друг.
Гил время от времени приглашал Эмми к ужину или в театр, и пару раз она даже отвечала ему согласием, но ни он, ни она не испытывали при этом особого энтузиазма. Зато сам он охотно принимал приглашения на ужины в качестве, любезном сердцу всякой хозяйки, – "свободный молодой человек". Интересно, не без ехидства подумала Эмми, есть ли в Нью-Йорке хотя бы один "подающий надежды" молодой холостяк, который не пользуется этим обстоятельством ради дарового ужина?
