Джастин приподнялся в кресле, оглянулся – и брови его поползли вверх:
– Эмми! Что стряслось?
Эмми села рядом с отчимом. У нее не было причин скрывать от него свои чувства.
– Гила Сэнфорда застрелили, – без обиняков сказала она. – Сегодня днем. В доме Дианы. Они – то есть, полиция – считают, что это убийство.
Джастин подпрыгнул в кресле:
– Что ты сказала?!
– Гил Сэнфорд убит. Из пистолета. В доме Дианы.
– Гил... – Он вскочил на ноги. – Откуда ты знаешь?
– Я была там, – измученно проговорила Эмми. – Я пришла к ней сразу же после того, как это случилось.
– Господи! – Джастин запустил пальцы в редеющие волосы. – Господи Боже... – Он рывком повернулся, плеснул в рюмку виски и протянул ей: – На, выпей!
Это было очень похоже на Джастина. Эмми покорно пригубила. Следующая фраза тоже была вполне в его духе:
– Да, Диана порой бывает крута!
– Ох, Джастин, она не убивала его! Наша Ди! Сам подумай, что ты говоришь!
Эмми и Диана по давней просьбе отчима называли его не "отец", а просто "Джастин". Тогда девочкам было двенадцать и четырнадцать лет; не успел он оглянуться, как им стало восемнадцать и двадцать, а он, Джастин, всегда искренне гордился своей моложавостью. Сейчас он, конечно, сдал, хотя был по-прежнему строен и двигался легко и грациозно: седеющая голова слегка откинута назад, плечи прямые, походка по-юному безмятежна. Джастин всегда был красив особой, изысканной красотой: серо-голубые глаза; костюмы от лучших портных; сшитая на заказ обувь, удобно облегающая совсем небольшие, изящные ступни; гвоздика в петлице, как вызов безжалостному возрасту; маленькие холеные руки с блестящими розовыми ногтями. Тонко очерченное лицо казалось (особенно издали) совсем молодым благодаря здоровому румянцу и вечно довольной улыбке.
Сейчас краска отхлынула от его щек, черты лица словно заострились, глаза потемнели. Джастин снова опустился в кресло, теребя дрожащей рукой маленькие ухоженные усики (которые он каждое утро аккуратно подкрашивал особой краской).
– Как ты там оказалась? Расскажи!
Эмми снова отхлебнула виски и принялась рассказывать. Джастин непрестанно теребил усики, мял в руках гвоздику, перекладывал одну ногу на другую – но при этом внимательно слушал. Когда Эмми закончила, он произнес:
– Они рылись в ее письмах?
– Не знаю. Какое это имеет значение? Она не получала любовных писем от Гила.
– У нее есть письмо от меня.
– От тебя?!
– А что? Она, между, прочим, моя падчерица; и у нее, между прочим, водятся деньжата!
