«…Я сказал, – продолжал он, – что согласен, и отправился на юг. На своих двоих! – хихикнул он. – Пешком, как и ты! – Он погладил мою руку. – Но я пришел не в лучшее время года. Когда ветер весной дует с моря, становится так сыро, что простыни кажутся свинцовыми. Двери и окна не закрываются, все разбухает. Холодный каменный пол и постоянный ветер – любой схватит тут ревматизм. Тетя Колетт сказала, что летом все переменится. Не стоит из-за этого огорчаться. «Ну, летом я уже буду далеко отсюда», – возразил я. «О, Гаспар, подожди, не торопись. Здесь есть фантастические сюжеты для твоего искусства. Ты больше не захочешь в Париж».
Что до фантастики, то ее действительно было достаточно. Вы не поверите – дом был настоящей кунсткамерой. Когда я вошел в комнату, то поскользнулся на куче монет – бразильских, китайских, мексиканских и еще шут знает каких, – которые лежали возле двери. Выпрямляясь, я ударился головой о ржавую алебарду. Поодаль на стене была растянута шкура крокодила. Толстые пыльные пачки газет лежали на полу рядом с окаменелостями, раковинами и чучелами попугаев.
Тетушка Колетт хихикала. Она сидела у окна на единственном стуле, перед ней была книга на треснутой глиняной вазе. У Колетт были серые редкие волосы, сквозь которые просвечивала кожа. Она носила очки в никелированной оправе, которые сдвигала к кончику носа, разговаривая со мной.
«Устраивайся поудобнее, Гаспар, – сказала она. – Подвинь свой чемодан к окну и отодвинь чучела попугаев». – «Я должен здесь остаться?» – «Гаспар, это же кладовая! Мой покойный муж собирал все, что мог найти в течение своей неспокойной жизни. Царствие ему небесное! Посмотри вот на эту раковину-сердце. Такие попадаются только в одном месте – в Бретани». Действительно, раковины были восхитительны. Они играли переливающимися красками. Позднее я заполнил набросками этих созданий природы целый альбом.
«Но где я тут буду спать, тетя Колетт?» – спросил я затем. Она сняла очки и двинулась вперед, ловко обходя окаменелости и прочую древность. Я последовал за ней в темный проход. «Осторожно: книги!» – проговорила она. Хлоп! – на голову мне свалилась целая стопка книг. Во рту я почувствовал вкус пыли. «Ничего, – успокоила она и отперла комнату, всю забитую ножами, пистолетами и клочьями шкур. – Вот тут, мой милый Гаспар!» В углу лежал матрац в зеленую полоску. «Если тебе будет холодно, можешь взять шкуры со стены». Сказав это, она оставила меня одного. Я попытался навести хоть какой-то порядок, но это было бесполезно. Мертвое и живое зверье взяло верх. «Куда ведет вторая дверь, тетя Колетт?» – спросил я как-то. «О, Гаспар, не спрашивай», – всхлипнула она. «Ах, да, – подумал я растроганно, – это, наверное, комната покойного мужа». Ночью я проснулся оттого, что мне на лицо упал паук. За дверью были слышны шаркающие шаги. Я постучал. Тишина. Только окно хлопало от резкого ветра. Я лег на другой бок, и мне стали мерещиться раковины, из которых выплывал бесконечный ряд попугаев, сотни зеленых, белых и красных попугаев. Они раскрывали клювы, чтобы кричать… Но тут я снова проснулся. Окно все еще хлопало. В то время мной руководила смелость. Я рванул дверь. Заперта. Я рванул еще раз. И тут дверь поддалась, выскочив вместе с коробкой. На голову мне посыпались известка пополам с соломой, я очутился в прихожей со стеклянными книжными шкафами. Здесь был больший порядок.
