– Я вынужден был признать, что я не лучше скулящей бабы! Что я слабый, точно женщина, потому что плачу. Я так и сказал: «Да. Считайте меня женщиной». Я просто очень хотел, чтобы он удалился и оставил меня в покое.
– Дар слез свидетельствует как раз о том, что сердце ваше еще недостаточно огрубело в грехе. В некоторых судебных процессах способность подсудимого плакать засчитывалась ему за добродетель, что помогало снизить наказание. Впрочем, это не ваш случай и не относится к делу. Отчего вы назвались Анной ле Феррон?
– Чтобы от меня отстали, святой отец! – Жак снова попытался встать, и страж усадил его на место.
– Значит, вы не Анна? Не женщина?
– Конечно, нет! Я брат Анны – Жак, и, слово рыцаря, я мужчина! – произнеся это, подсудимый попытался связанными руками распутать тесемку, стягивавшую его штаны, но это оказалось не самым простым делом.
– Что вы собираетесь делать? – Казе, не мигая, следил за действиями подсудимого.
– Снять портки. А что же еще?! – он покраснел, глаза его метали молнии. – Может, хотя бы таким диким способом я сумею доказать, что я мужчина, и меня обвиняют черт знает в чем!
– Не чертыхайтесь, – инквизитор задумался, продолжая следить за попытками подсудимого стянуть панталоны. Конечно, экспертиза в таком деле была необходима, но не пытается ли коварная Анна совратить его таким образом? Не хотят ли через Анну ле Феррон враги бросить тень на его кристально чистую репутацию?
– Ваша честь! Позвольте мне заявить протест, – на лбу подсудимого выступили крупные капли пота, кадык двигался вверх и вниз, что выдавало сильное волнение. – Должно быть, враги Франции, с которыми я боролся под знаменем маршала де Рэ, возымели такую силу надо мной, что честь и добродетель попираются ныне ногами. Я был ранен под Шерри, где вместе с капитаном лучников Луи де Аллоном и двумя отрядами воинов уничтожал не дающих спокойно жить всей Лотарингии отряд поджигателей. Мой замок захватили, а я, моя жена и мои люди оказались под домашним арестом. Все время меня оскорбляли, называя женщиной, ругая за то, что я, оруженосец маршала де Рэ, посмел надеть на себя мужскую одежду! Как будто сам Господь не повелел мужчинам одеваться по-мужски! Они подвергли сомнению священное таинство брака, соединившее меня с моей драгоценной женой Брунисентой, урожденной ля Жюмельер. Прошлую ночь меня отправили дожидаться вашего приезда в подвал моего же замка, о судьбе супруги мне ничего не известно. Возможно, она умерла от страха за меня и стыда, так как оскорблениям подвергали и ее.
