Перед уходом она слышала, как Тиллинхауз говорил другому полицейскому:
– Давно пора произвести арест.
Тот согласно кивнул.
Оба смотрели куда-то мимо, и когда Дафна оглянулась, она увидела Денниса, беседовавшего с Амелией.
Кого они имели в виду – Денниса? Или, может, Амелию?
Однако с каждым разом вопросы становились все абсурднее.
Она, конечно, знала, что люди постоянно меняются. Но знала также, что Амелия давно играла роль главы семейства.
Вернувшись в свою комнату, она поспешила извлечь из шкафа желтое платье. Как могла она так долго продержать при себе эту убийственную улику! Давна долго возилась со спичками (камин давно погас), но ткань горела плохо. Орудуя маленькой каминной кочергой, она ворошила его, давая доступ воздуху к голубоватым язычкам огня.
Она страшно устала. Руки дрожали. По-прежнему в голове роились разные вопросы. Кто убил Бена? И Арчи? Она была так уверена, что Бена убил он!
Роули не поднял бы руку на отца. Нет, он не мог!
Она пошевелила платье, и пламя вспыхнуло сильнее. Тут неожиданно ей пришло в голову, что тетушки Амелия и Гертруда, собственно, тоже ничего не смогли бы.
Деннис как-то сказал, что подозревает Гертруду.
Но Амелия по части силы и воли казалась значительнее.
И еще Амелия была куда умнее.
Был ли в самом деле хоть один след, который вел к убийце? И о котором Деннис ничего не знал?
Дафна сидела у камина, когда к ней постучался Джонни. Сначала она думала, что это Деннис, и хотела пойти открыть. Но потом вспомнила про молоток – находку Мэгги – и не решилась.
Лишь узнав негромкий голос Джонни, она шагнула к двери.
– Боже, как здесь холодно, – поежился тот. – Растопи камин. Слушай, Дафна, полагаю, я должен тебе сказать... ты же понимаешь... Я бы признался. Про убийства. То есть, про обоих.
Он смотрел на нее, мигал и говорил все быстрее:
– Ну-ну, Дафна. Подойди, присядь. Не смотри так на меня. Боже, я ведь должен был это сделать!
И пока она не успела ни о чем спросить, поспешно продолжил:
– Тут ничего не поделаешь. Смотри, Даф... Ну – ну, дорогая, если ты так воспринимаешь, я ничего не говорил. То есть, конечно, уже сказал, но...
Он опустился в шезлонг, сунув руки в карманы. Глаза смотрели полусонно, лицо прорезала тонкая сеть морщинок.
– Слушай, Дафна, ты любишь Денниса?
– Да.
– Гм, – Джонни пристально посмотрел ей в глаза. – Ты ведь что-то сожгла? Тянет паленым.
– Одно платье. Отец, о чем ты? Я ничего не понимаю. Не могу и помыслить, что...
– Я сказал, что я бы сознался. – Отсутствующим взором он окинул валявшиеся на шезлонге обрывки меховой отделки. – Долго так не может продолжаться. И притом, ведь нет другого выхода.
