Экспонат невредим, уцелеть удалось им.
Это так одиноко, и так это все далеко.
Этих злаков не косим…
– Нет! – кричал дядя Коля. – Это не наша песня! Она не зовет! Давай нашу:
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор!..
И, невольно подпевая ему, Матвей вдруг ощутил обратный ход времени, и оказался не то в двадцатых, не то в тридцатых годах, и каждой клеточкой тела, каждой паутинкой души стал человеком того времени, стремящимся все выше, и выше, и выше, в счастливые сороковые, сияющие пятидесятые, и дальше, дальше – в изобильное будущее, перед которым поповский рай покажется скудным и жалким, скучным и пустым… А дядя Коля уже не плакал и не жаловался: из своих убогих восьмидесятых он вызвал счастливые двадцатые, и они пришли к нему, гремя и ликуя.
…Уже после полудня дядя Коля вышел от Матвея, и холодный ветер разом отрезвил его. Он нагнулся, зачерпнул ладонью снега, потер им лицо. И степенным стариковским шагом направился к дому – на соседнюю улицу. Он еще не дошел до угла, когда там внезапно появилась и затормозила черная «Волга». Из нее не спеша вышли двое мужчин. Дядя Коля замедлил шаги. «Это еще кто такие? – спросил он себя, и неприятный холодок пробежал по его спине. Люди не понравились дяде Коле. А они тем временем огляделись и лениво направились навстречу ему. – Господи, – совсем опешил старик. Вот тебе и глухомань, вот тебе и участковый! Накаркал, дурак!» И остановился.
– Товарищ, – крикнул ему один из мужчин, – можно вас на минуту?
«Он, не к добру», – подумал он, а ответил угодливо:
– На минуту – это пожалуйста. Отчего же нельзя на минуту…
– Скажите, пожалуйста, вы не знаете, где тут живет Матвей-инвалид? – спросил, приближаясь, тот, что был повыше и похудей, чернявый.
– А чего ж не знать! – обрадовался дядя Коля. – Вона его дом, крыша зеленая.
– А сам он где сейчас?
– Да там и сидит… А вы, товарищи, откуда будете?
– Мы так… по пенсионным делам, – пробормотал второй, толстый.
– Это – да, он инвалид, пенсию получает, – покивал дядя Коля. – Там у него собака, смотрите, – сказал в спины мужчин, уже шедших к дому Матвея.
«Как же! – думал он, уходя и побыстрей и в то же время стараясь не терять степенности. – Ежели б по пенсионным делам на черных «Волгах» разъезжали, у нас бы у всех пенсии были по полтыщи. Небось обэхаэс. Накрыли Мотьку на нетрудовых доходах. А и правильно, поделом – мало что военную пенсию получает, так еще на ремонте зашибает – кому телевизор, кому утюг… То-то от аппарату отказался – хватает ему, говорит! Еще бы не хватало… А теперь небось прижучат его. И правильно. Жизнь – она штука справедливая».
