Едет мимо пристани, разворачивается, подъезжает к воде задом и спускает катер. Сбрасывает зажим – катер остается в наклонном положении – и постепенно сдает назад, пока катер не шлепается на воду. Вытащив снаряжение на дюну, он привязывает пса и бросает кусочек льда в жестянку у его ног. Шавка усаживается, несчастная, но в стоической готовности, припадает брюхом к песку.
Фокс толкает катер, пока его не подхватывает бриз. Он встает на транец, опускает мотор и заводит его. Правильный шум четырехтактной «Хонды». Он берется за рычаг и начинает пробираться между полями водорослей, мимо заякоренных лодок, собирая приборы – радио, эхолот, систему спутниковой навигации. Лагуна все так же по-старому загадочно пахнет кислым молоком, который забивает запахи соли, белого песка и прикорма.
Он начинает чувствовать себя хорошо. Вот для чего он живет, для этого чувства, он знает, что они все еще на берегу, в своих постелях, они забывают «Эму Экспорт» и постельные игрища, а у него уже есть целое море – у него одного. «Пусть спят до рассвета, – думает он. – Пусть у них будет их кофе и руль в рубке, „Зи-Зи Топ“ на стерео. Фоксы все еще первые».
В проливе, почти за милю от берега, он притормаживает, чтобы найти свои вешки, и заводит второй мотор. Палуба начинает вибрировать, когда он выжимает дроссель, чтобы нос у катера поднялся. Набирая скорость, он ощущает только, что прямые линии волн сходятся у прохода между рифами. Он стартует в волнах брызг и гикает.
Еще до первых лучей солнца в месте, где он не был с мая, Фокс выбирает два хороших заброса. Лески так тяжелы, что ему приходится поднимать их лебедкой. Длинноперая треска, окуни, люцианы. Он быстро убивает их и замораживает. Остаток стайки южных голубых тунцов проплывает мимо убийственно красивой лентой. Он дает им уйти: это и так-то довольно редкое зрелище.
Кругом все еще никого, так что он ловит свое счастье и перемещается на мелководье; там он бросает якорь в месте, где, как он знает, есть морские ушки. Натягивает гидрокостюм, маску, ласты.
Вода тепла, хотя и мутна от планктона и ила и непрозрачна в утреннем полусвете. Он погружается одновременно с маленьким дельфином; тот чирикает, и этот звук приятно насвистывает в ушах Фокса. Кровь течет по венам Фокса тонкой струйкой, тонкой, как медная проволока. Вдали показывается дно, и вот она, длинная расщелина рифа, в которую как раз можно пролезть, а внизу – скрытая от постороннего взгляда шероховатая колония моллюсков. Он вытягивает из-за пояса маленькую черпалку и раскрывает сумку. Работы на пятнадцать минут. Все так живо, так по-настоящему, так ясно. И лучи солнца пробиваются сверху, вспахивая воду.
