Монетный мастер, подавшись вперед, вернул мне камешек.
— Я дам тебе знать, захочу ли я купить горные хрустали, но вот тебе мой совет: храни этот камень в самом надежном месте.
Я понял намек. Несколько следующих дней я прятал огненный рубин в трещине за изголовьем моей кровати-яслей, а после того, как Бритмаэр решил купить горный хрусталь и велел своему мастеру починить неисправное ожерелье, я пошел на рынок и там, потратив часть полученных денег, приобрел дешевый и самый неказистый амулет. Видимо, предполагалось, что это одна из птиц Одина, но амулет был так скверно вылит из свинца, что сказать, орел ли это, ворон или сова, было невозможно. Зато он был достаточно толстым для моих целей. Я выскреб углубление, вставил рубин и запечатал отверстие. И стал носить свинец этот на шее на кожаном шнурке и научился робко улыбаться, когда люди спрашивали у меня, отчего это я ношу амулет в виде курицы.
Другие покупки заняли больше времени: рубаха из тонкой английской шерсти с желтой шитой каймой, новые коричневые штаны, чулки того же оттенка и подвязки под цвет рубахи. Заказал я себе и новую обувь — пару мягких башмаков, по тогдашнему обычаю, тоже желтых с тисненным поперек коричневым узором.
— А возьмешь ты ли с собой обрезки кожи, молодой господин, чтобы принести их в жертву твои богам? — спросил с усмешкой сапожник.
Крест, висевший на видном месте в его мастерской, означал, что он — приверженец Белого Христа. И, по говору признав во мне северянина, он подшучивал насчет нашей веры, говоря, что в ужасный день Рагнарека, когда адский волк Фенрир проглотит Одина, за него отомстит его сын Видар. Видар наступит одной ногой волку на нижнюю клыкастую челюсть и голыми руками оторвет верхнюю. А для этого башмак у Видара должен быть толстым, сделанным из всех обрывков и обрезков, которые башмачники выбрасывают с начала времен. Насмешничал башмачник беззлобно, потому и я ответил ему в том же духе:
— Нет, спасибо. Но я не забуду зайти к тебе, когда мне понадобится пара сандалий, в которых можно ходить по воде.
Кьяртан вздернул бровь, оценив мой наряд, когда я предстал перед дружинным длинным домом утром в день собрания старейшин.
— Ну-ну, красивый наряд. Никто не скажет, что у меня бедный оруженосец.
Он выглядел великолепно в доспехах королевского телохранителя. Поверх придворного одеяния он натянул кольчугу из отполированных металлических блях, а шлем, сидевший у него на голове, был причудливо изузорен золотой выкладкой. А вдобавок к тому на бедре у телохранителя висел меч с выложенной золотом рукоятью, данская боевая секира на левом плече на серебряной цепочке. В левой руке он сжимал боевое копье с вылощенным рожном, которое на мгновение напомнило мне о смерти Эдгара, когда тот встретился с атакующим кабаном. Но особенно поразило меня обручье из витой золотой проволоки, обвивавшее предплечье той самой руки, на которой не хватало кисти. Он заметил мой взгляд и сказал:
